Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман
Шрифт:
“А ведь он и вправду может покрывать его, - вдруг подумала Женя. – И тогда, в истории с Одессой, мог!”
Они уселись в кресла, и Женя сразу же протянула руки к огню. Это помогало ей не слишком смущаться под внимательными взглядами сразу двоих молодых мужчин.
– Евгения Романовна, давайте сразу же перейдем к делу, - отвлек ее Василий. – Меня дома ждет семья.
– Я помню, - холодно сказала Женя, не глядя на него. Кому он это напоминал – ей или себе?
Василий вздохнул. Потом наклонился к своему портфелю и, раскрыв его, вытащил
– Начнем с фабулы, - сказал он. – Идея, лежащая в основе повести – бессмертие, которое ваши герои обретают посредством своей любви. Или, вернее говоря…
Женя повернула к нему голову, вслушиваясь.
– Без всякого посредства, - сказал Василий. – Вы пишете о загробном царстве с такою уверенностью, как будто уже исследовали его географию…
Женя поперхнулась.
– Василий Исаевич, это же сказка, - изумленно сказала она.
– Неужели? – спросил Василий, пристально глядя на нее. – Реализм с элементами романтизма и мистицизма – вот как назвал бы это я. Реалистические тенденции наметились в нашей литературе еще полвека назад, но были слишком тесно переплетены с фантазией, подкрепляясь ложными понятиями о природе вещей. Ваш роман, написанный в этом же русле, создает иллюзию реальности. В таком виде, как есть, ваша вещь вредна.
– О чем вы говорите? – спросила Женя.
Хотя она уже понимала – о чем. Как почти без слов понимала умницу Кацмана.
– В обществе сейчас большое брожение, Евгения Романовна, - глубоко вздохнув, сказал Василий, откинувшись головою на спинку кресла. – Вы не единственный человек, глубоко увлеченный спиритизмом и его мнимою истинностью. Но вы достаточно талантливы, чтобы заразить своими убеждениями еще и других…
Женя не могла поверить, что слышит это от медиума.
– Василий Исаевич…
Она вдруг осеклась, увидев его потерянное лицо. Василий как будто взывал о помощи… и требовал: замолчи. И одновременно требовал, чтобы ему доказали раз и навсегда возможность пакибытия. Доказали, что есть высший смысл его жизни на свете.
“Но ведь Василий жив, - вдруг подумала Женя. – Любые воздействия его личности, даже на расстоянии, могут быть приписаны ему живому!”
Игорь до сих пор не вмешивался в разговор – но очень внимательно смотрел на брата и Женю.
– Хорошо, пока оставимте это, - сказала Женя, и Василий вздохнул с облегчением, уйдя от мучительного вопроса. – Что еще вам не понравилось в моей повести?
Василий улыбнулся.
– Как по-женски, Евгения Романовна. Это не мне “не понравилось” – это объективные недостатки.
Он вдруг бросил взгляд на брата, как будто застыдившись его присутствия.
– Ничего, пусть Игорь Исаевич тоже послушает, - заявила Женя.
Вне всякого сомнения, Василию не понравились ее слова. Но он промолчал.
– Хорошо. Итак, взгляните сами.
Василий указал ей на то место, над которым Женя долго и мучительно раздумывала сама – но потом включила его в повесть. Не могла не включить.
–
Женя улыбнулась.
– Василий Исаевич, вы полагаете, что организм невинных девушек работает иначе, нежели у остального человечества? И что такого я сказала? Полина страдает, как, случается, страдают все женщины, достигшие зрелости. По-вашему, во времена Пушкина девицы были бесплотными ангелами?
– Во времена Пушкина никто о таком не писал, - сказал Василий. – Никакие писатели, обладающие благородством, еще не несли в публику такие низменные явления жизни!
Женя хмыкнула.
– Многие писатели, почитаемые гениями, несли в публику гораздо более низменные явления, - сказала она. – О том, о чем писала я, эти господа не говорили по одной причине.
Она повернула голову, встретившись взглядом с Василием.
– Они были мужчины, как и вы, сударь, - сказала девушка. – Женщина в литературе – это женщина, отражающаяся в глазах мужчины. Но чрезвычайно редко – женщина, говорящая от своего имени.
Василий несколько мгновений молчал, как будто его поразил новый смысл, открывшийся ему в ее словах.
– Ну… допустим, - медленно сказал он, хотя явно про себя не согласился. – А почему в вашем романе кузина Полины умирает от родов? К чему здесь этот истасканный прием?
– Василий Исаевич, вы, наверное, хотели сейчас сказать, что люди производят потомство так же, как и звери, и нет ничего особенного в беременности женщины, - сказала Женя с улыбкой, смягчившей ее цинизм.
– Хотя бы, - сказал Василий. – В чем состоит различие?
– Это человеческое горе от ума, Василий Исаевич, - сказала девушка. – Вы знаете, насколько голова младенца велика в сравнении с головой других детенышей?
– И носят ребенка женщины очень долго – для его полного развития, - впервые вступил в разговор Игорь. Он смотрел на Женю с неприкрытым восхищением. – Вы блестяще выступили, Евгения Романовна. Василий просто обязан опубликовать вас.
Василий посмотрел на него исподлобья и вдруг помрачнел как туча.
– Игорь, не мешай нам работать, - сказал он. – Евгения Романовна, теперь давайте пройдем по всем отдельным замечаниям…
Заговорились они так надолго, что Женя не вспомнила себя до восьми часов вечера. А потом с ужасом вскочила.
– Господи, мама уже с ума сошла!..
– Я вас провожу, - тут же поднялся Игорь.
– Игорь, ты же не знаешь, где она живет, - сказал Василий, и вдруг Женя почувствовала, как в действительности Василию не нравится внимание брата к ней. Никогда бы она не подумала, что окажется яблоком раздора для мужчин.
– Ничего, Евгения Романовна покажет мне дорогу, - сказал Игорь. – А тебе нужно домой. Лида, наверное, тоже с ума сходит.