Транзит
Шрифт:
– Так точно, герр полковник… – эсэсовец оценил, как элегантно и незаметно для окружающих у него из рук взяли командование колонной, а все присутствующие нижние чины даже не уловили этого…
При разгрузке продовольствия у солдат сразу приподнялось настроение – многие из них уже месяц не видели горячей пищи и настоящего свежего мяса, не говоря уже о остальном богатстве, находившемся в грузовике. Зная это, офицеры решили пренебречь мерами предосторожности и разрешить людям развести костры и приготовить горячие обеды: никто не знал, когда ещё им снова представится такая возможность. На случай неожиданного разделения группы при атаке противника или по иным причинам было также решено не складировать оставшийся провиант централизованно, а сразу распределить между всеми членами личного состава, по возможности равномерно.
Тем временем вернулся на мотоцикле Майер, который принёс сообщение о том, что в небольшом пограничном городке Никольсбург, километрах в десяти от них, русские, проезжая колоннами на Брно, оставили небольшой блок-пост, человек двадцать. И что, судя по всему, это пока единственная советская воинская часть, постоянно находящаяся в близких окрестностях. На главной дороге, по словам Майера, уже появились караваны беженцев, идущие прежде всего на юг и запад, в англо-американскую зону, в направлении, противоположном движению русских колонн.
– Да, Майер, – фон Шенкоф обратился к подчинённому, – а что твоё поручение относительно прослушивания эфира?..
– Два человека работают, оберштурмфюрер.
– Подите, спросите у них, есть ли что-то интересное.
– Есть, герр оберштурмфюрер!
Через десять минут Майер появился с листком бумаги в руке и протянул его офицеру со словами:
– Плохие новости, герр оберштурмфюрер…
– Дай-ка, – фон Шенкоф пробежал глазами неровно написанные строчки: – «Рурский котёл» уничтожен… англо-американские части уже полностью заняли всю Порурскую промышленную область… По приблизительным подсчётам, взято более 300 тысяч пленных… Весь восточный берег Рейна в руках союзников… Мой Боже! Так быстро?.. – он поднял голову и посмотрел на полковника. – Не думаете, что это может быть дезинформация?..
– Дезинформация?.. Что вы, Шенкоф, в отличие от Геббельса, у «янки» нет оснований врать и поддерживать моральный дух своей армии различным бредом. Как вы сами, надеюсь, заметили, реальность превосходит даже их собственные наилучшие ожидания: непобедимая немецкая армия сама спешит сдаваться им в плен, просто чтобы не попасть к русским… А кстати, что говорят они?..
– «…Тяжёлые бои на окраинах Берлина… Красная Армия входит в северную часть города, танки прямой наводкой обстреливают центр… Острава ещё держится… упорные бои… Сегодня началось генеральное наступление на Брно…»
– Это, по крайней мере, точно не дезинформация, это даже мы слышим… – пилот мрачно усмехнулся, кивнув в сторону, откуда постоянно доносились отзвуки непрерывной канонады. – Без порурских фабрик и военных заводов Германия безоружна, железнодорожная сеть разгромлена, армии спешат сдаться в плен, чтобы не подохнуть бессмысленно в уже проигранной войне… Как, фон Шенкофе, на сколько поставите?.. Неделю, десять дней… Или, быть может, конец придёт уже завтра? Как вы думаете?..
– Не знаю… Надо собрать солдат, полковник. Думаю, будет лучше, если они услышат это от меня, чем шёпотом от своих коллег, что слушали радио. Я старался всегда быть честным к своим подчинённым и сейчас считаю это особенно важным. Только взаимное доверие командира и его солдат позволит победить в бою…
– Вы ещё употребляете слово «победить», мой друг?..
– Да, полковник, даже если Германия проиграет эту войну, это не значит, что мы… каждый из нас, проиграл свой собственный бой.
– Не понимаю, о чём вы говорите…
– Я не проиграл, полковник, и, если могу говорить за своих людей, они тоже… Я преданный сторонник нашей идеи и фюрера, но думаю, что эту войну проиграли не мы, кто честно дрался с оружием в руках, а те, кто бездумно командовали нами сверху…
– Я вынужден остановить вас, фон Шенкоф, пока вы не перешли на конкретные фамилии…
– Не бойтесь этого, я их просто не знаю. Я знаю лишь то, что эту войну мы проиграли ещё в сорок первом, хотя тогда мало кто это понимал. Мне для осознания этого факта потребовалось четыре фронтовых года…
– Интересная философия, хотя мне пока не совсем понятны все ваши словесные формулы. Надеюсь, что у нас будет время подискутировать об этом, но не здесь и не сейчас. Вы, кажется, собирались прояснить ситуацию со своими людьми? Накормите личный состав и сообщите мне потом о ваших планах на вечер, – полковник откинулся назад, давая понять, что беседа окончена.
Неожиданно сверху послышался завывающий звук авиационного мотора. Самолёт был уже близко, почти над лесом, ясно видимый в небе сквозь ещё редкую весеннюю листву. Из-за постоянного грохота орудий с севера, откуда появился и аэроплан, никто не услышал его приближение раньше. Одинокий старенький советский ночной бомбардировщик «ПО-2» с красной звездой на хвосте сейчас, среди бела дня, медленно приближался к деревне вдоль дороги, по которой этой ночью проехала колонна СС.
Эти машины уже практически не использовались на фронте. Биплан устаревшей конструкции «ПО-2», или «Поликарпыч», как его ласково, как дедушку, называли бойцы Красной Армии, со своими стянутыми верёвками двумя крыльями, открытой кабиной и «черепашьей» скоростью передвижения в середине двадцатого столетия, скорее был ностальгическим воспоминанием о Первой мировой войне, чем боевым самолётом, хотя в начале Великой Отечественной, из-за недостатка техники, на фронте использовался и подобный раритет. Но так как днём летать с такой скоростью над немецкими позициями, защищёнными современными зенитными орудиями и пулемётами, не говоря уже об авиации, равнялось самоубийству, его боевая функция сводилась к сбрасыванию бомб хотя бы в тёмное время суток, когда имел хоть какие-то шансы на успех, откуда и произошло гордое название «ночной бомбардировщик». К концу войны деятельность этих самолётов на фронте сводилась к аэрофотосъёмке местности, тыловым перевозкам и иногда, вследствие уже почти полного отсутствия в воздухе немецких ВВС, рекогносцировке артиллерийского огня на передовой линии.
Кашляя своим поршневым двигателем, как старый автомобиль при переключении передач, самолёт медленно приблизился к лесу на холме, пролетел над деревней и начал разворачиваться в направлении кучки винных погребов на склоне холма, где как раз стояли немцы. Облетев небольшой лесок, «Поликарпыч» сбросил газ, развернулся, «отрыгнул» пару раз и с надрывным хрипом мотора стал заходить на второй круг.
Полковник и офицер СС наблюдали за ним с грузовика, все остальные, перестав есть, смотрели на него из леса. Хорошо замаскированная машина ПВО в кустах на окраине, как заметил полковник, и без приказа неотрывно следовала за каждым движением самолёта, разворачивая в его направлении свою четырёхствольную установку, готовую в любое время открыть огонь – сразу было ясно, что эстонский экипаж тоже не новички на фронте. К грузовику подбежал их командир, фельдфебель, и с сильным балтийским акцентом спросил фон Шенкофа, что ему делать – стрелять или нет.
– Подождите пока, – ответил эсэсовец.
– Эй!.. – полковник опять привстал. – Сейчас же прикажите снять его, оберлейтенант! – он неожиданно обратился к фон Шенкофу его армейским вариантом звания, что не было принято в отношении офицеров СС. Видимо, был сильно взволнован.
– Но этим мы откроем наше местонахождение! – возразил тот.
– Шенкофе, поверьте моему опыту, если здесь уже мотается этот летающий пылесос, значит, вас уже кто-то видел, но просто ещё не знает точно вашу позицию!.. Это не разведчик, это наводчик! Я знаю, как и для чего русские используют эти самолёты. Снимите его сейчас же!.. – он повернулся к эстонскому фельдфебелю люфтваффе. – Слышали?! Снимите его! – и, обернувшись к фон Шенкофу: – Надеюсь, что он ещё не успел передать координаты, если решил зайти на второй круг! Пилот нас ещё не видит или, по крайней мере, не уверен! Не думаю, что нас сдал староста: пока я там лежал, у него было миллион возможностей сдать меня и выслужиться… Не сдал… Кто вас видел, Шенкофе?..