Трехручный меч
Шрифт:
— Хорошо. Пойдем ко мне в мастерскую.
Я поднялся, в спину уперлись встревоженные взгляды братьев и сестры. Я с чувством вины подумал, что никто не обиделся, что от них что-то скрывают, все просто встревожились за меня.
На пороге отец обернулся:
— А матери твои тайны можно? Мне бы не хотелось без нее.
— Да-да, — ответил я торопливо, — да, мама… да…
В сарайчике вкусно пахло стружками. Кроме столярного верстака и множества оструганных досок, в мастерской широкая лавка, пара табуреток, ведра со столярным клеем, полки с рубанками, стамесками,
Я видел встревоженное лицо отца, а мать даже побледнела, чувствуя беду.
— Давайте сядем, — взмолился я. — Ничего особенно страшного не произошло… Но я не знаю, что делать…
— Говори, — велел отец.
— Я не могу сказать всего. Сейчас я уеду, так надо. Так уж получилось, я не смог отказаться, когда меня попросили об одной услуге. Мог бы, но меня поймали на «слабо», так что приходится спешить. К тому же слышал, обо мне уже расспрашивали какие-то люди. Неприятности могут задеть и вас…
Пока я рассказывал, перед глазами снова ожили и налились красками скачущие всадники, доспехи рыцарей, гневный крик орка, я услышал, как наяву, конский храп и топот, зловещий лязг покидающего ножны меча, злые голоса людей, привыкших повелевать, а также хруст меча, когда рассекал черепа и хребты морских чудовищ.
Мать охнула и стала белой, как полотно. Отец встал, хотел что-то сказать, но рухнул на лавку, будто его ударили под колени.
— Так что, — закончил я несчастным голосом, — мне придется… Если останусь, то и сам не сохраню голову, и на вас наведу беду. Меня будут ждать до утра.
Отец вскинул голову:
— Кто?
— Волк и ворон, — объяснил я с неловкостью. — Вечные спутники героев. Ну кто еще потащится со мной в такую даль? А все эти волшебники, гномы, эльфы и переодетые принцессы — брехня.
Мать всхлипнула:
— Сынок…
Отец сказал тяжело:
— Ладно, мать. Ты же знаешь, рано или поздно это произошло бы.
Я не понял, почему так, посмотрел на мать, а та вытерла платком слезы, покорно кивнула:
— Да, час пришел… Но так хотелось, чтобы это… отодвинуть как можно на дольше. А то и вовсе чтоб…
Отец перевел на меня печальный взгляд.
— Сын мой, — сказал он тепло, — наверное, пришло время сказать тебе правду.
У меня почему-то похолодели внутренности.
— Правду? Какую?
— Ты жил в любви, — ответил отец тепло. — Разве ты чувствовал, что тебя любят меньше, чем братьев? Или сестру? Разве был чем-то обделен?.. И все-таки знаешь, что от братьев отличаешься.
Я лихорадочно вспоминал рослых парней за обеденным столом. Все такие же, как и я: крепкие, рослые, светловолосые, белозубые. Такие умеют и любят работать, старшим оказывают уважение, слабых защищают, жрецам не прекословят… Правда, я не такой уж и светловолосый, скорее наоборот. Правда, если я правильно понимаю намек отца, то как-то получалось, что в драки встреваю чаще всего я. Но в любой большой семье кто-то спокойнее, кто-то злее, кто-то вообще на все машет рукой и ни во что не вмешивается.
Отец как будто прочел мои мысли. Покачал головой:
— Нет, Гакорд, ты
Он умолк на полуслове. Я с неподдельной болью увидел, как дрогнуло и сморщилось лицо этого сильного человека. Глаза предательски заблестели. Но отец не опустил голову, смотрит прямо, только подбородок чуть вскинул. Выглядело это вызывающе и надменно, но я видел, что отец просто старается не выронить слезы.
Волна горячего сочувствия захлестнула с головой. Я оказался у ног отца, голову положил ему на колени. Широкая теплая ладонь опустилась на затылок, а пальцы перебирали волосы, почесывали, гладили, успокаивали.
— Ты наш сын, — прозвучал над головой надломленный голос, — хотя тебя принес в холодную зимнюю ночь неизвестный… Была снежная буря, мужчина весь обледенел, с волос и бороды свисали сосульки, а лицо было обморожено. Но он не стал задерживаться, только сунул нам в руки сверток, в котором был ты, взял с нас клятву, что позаботимся о тебе, а сам выбежал снова в ночь… Мы успели увидеть, как он вскочил на огромного черного коня, и тут же буря замела его следы.
Я слушал в странной полудреме. Это уже чересчур. Мало того, что я попал в этот мир, так еще и чей-то незаконнорожденный сын. Никак не получается остаться сыном простолюдина. Правда, в старину этих баронов было как собак нерезаных. Если есть деревня из трех хаток, то есть и барон. А то и король. Но если я оказался властелином Галактики в далеком будущем, то даже как-то обидно будет, если тут окажусь меньше чем императором. А то и того выше — странствующим варваром? Самое время добиваться престола в тех краях, которые сперва присмотрю.
Отец не видел моей горькой усмешки. Его пальцы гладили, успокаивали, молча говорили о надежности и незыблемости именно этого мира. А другого нет.
Сбоку донесся голос матери, я уловил отголоски старого страха:
— Буря длилась неделю. А потом еще три дня люди не могли выбраться из засыпанных до самых крыш домов. Зима была лютая, и только весной, когда сошел снег, на краю поля нашли много новых костей…
Ее голос прервался, я услышал над головой тихий голос отца:
— Да, неизвестный явно погиб, но он взял с собой и всю погоню. Или большую ее часть. Их трупы растерзала волчья стая. А мы воспитали тебя как своего сына.
Я спросил, уткнувшись лицом в отцовские колени:
— А как же… я? Никто не спросил, откуда я взялся?
— А как ты думаешь, — сказал отец, — откуда у тебя близнец?..
Я с трудом поднял голову, возвращаясь в реальный мир, встретил прямой взгляд отца.
— Значит, мама ждала ребенка?
— Да. Через два дня родила, кормила вас двоих. И когда буря утихла и соседи стали ходить друг к другу, твою мать поздравили с двойней!
Странно, хорошо понимаю, что это не мои родители, но признание отца наполнило странной горечью. Не хочется терять этих людей, не хочется, чтобы такое говорили.