Трехручный меч
Шрифт:
— Словом, — закончил ворон уже не так важно, — был недолгий период счастья. А потом, как обычно, пошли слухи, что Черный Гаген шевелится под землей, вот-вот освободится раньше срока…
Я прервал:
— По амнистии? А сколько тысяч лет прошло?
Он удивился:
— Тысяч?… Лет?.. Пара месяцев, мой лорд!.. Великаны начали спускаться с гор, тролли и гоблины понемногу выходят за установленные им границы, драконы рискнули снова обзавестись крыльями, а кое-кто даже строго запретным огнем…
Я вздохнул:
— Хорошо, хоть не пара недель! А то и дней.
— Память человеческая
Волк гулко с подвыванием захохотал, сказал мне доверительно:
— Мой лорд, на самом деле Черный Гаген сидит под землей, как и сидел. Прошло уже девять тысяч лет, осталась еще тысяча. А освободится скоро не Гаген, а Ульмарк…
— А это кто? — спросил я.
Покосился на ворона, тот нахохлился и сделал вид, что спит. Волк сказал важно:
— Ульмарк был когда-то величайшим богом во Вселенной, но миры множились, раздвигались, в каждом Ульмарк оставлял свою тень, чтобы присматривала и мудро правила. Так шли тысячи лет, в каждом мире жизнь развивалась по-своему. Ульмарк, навещая миры, всякий раз что-то поправлял, перестраивал, что не нравилось его теням, уже обретшим самостоятельность. И вот однажды они, сговорившись, не позволили ему вмешиваться в их дела…
Ему трудно было рассказывать на бегу, но старался, несся длинными плавными прыжками, чтобы не сбивать дыхание, а я, помогая ему, сказал, чтобы он мог взять паузу:
— Правильно! Не фиг ему лезть в дела суверенных государств.
— Ульмарк отступил, хотя мог бы сокрушить их, ибо сила его была велика, а мощь теней все еще слаба. Но шли тысячи лет, Ульмарк видел, как в иных мирах вспыхивают войны, начинаются эпидемии, горят леса и гибнут целые страны и народы, он снова вмешался, и на этот раз произошла битва с его бывшей тенью, а теперь могучим богом
Трендом. Ульмарк легко победил, низверг в глубины, а сам восстановил мир и тишину. Однако другие боги, убоявшись
за свою власть, объединили силы и неожиданно напали на своего создателя. Произошла величайшая из битв, она длилась всего сто тысяч лет, Ульмарк был побежден и отступил.
— Ура, — сказал я.
Ворон каркнул, а волк сказал строго:
— Не стоит радоваться. Пока боги ликовали по случаю победы, Ульмарк страдал от ран и нанесенного оскорбления. Никто и никогда с ним так не поступал, никто и никогда не осмеливался… Собравшись с силами, он снова вызвал богов на битву, и, когда та началась, боги устрашились: некогда светлый бог Ульмарк почернел от сжигающей его ненависти, чистые голубые глаза побагровели, а сам он стал воплощением Зла! В этой битве боги были разгромлены, а Ульмарк, ворвавшись в их владения, стал жечь и уничтожать их миры. И тогда боги, не в силах это видеть, снова ударили на него с удвоенной силой, снова битва, и на этот раз Ульмарк был побежден, скован несокрушимыми заклятиями, низвергнут в пучины тверди.
Я кивнул:
— Что значит, нельзя доводить до такого состояния даже интеллигента. А почему освободится вот-вот?
— Ничто не вечно, — вздохнул волк. — Заклятия, сковавшие его члены, слабеют, магические стены истощаются, а каменная твердь стареет и превращается в песок. Зато сам Ульмарк копит силы и злобу. Скоро выйдет, преисполненный ненависти
— Скоро, — согласился ворон.
— …но еще раньше, — сказал волк неожиданно, — освободится, пожалуй, Ледяной Бог.
— О Господи, — сказал я.
Волк вскинул морду к звездному небу и, продолжая стелиться в плавном беге, заговорил напевным голосом на тягучей волчьей ноте:
— Ледяной Бог, как ни странно, был рожден не в пустынях Севера, а на Мировом Дереве. Но в отличие от других древесных богов он был наделен страстью к дальним странствиям…
Голос его звучал сравнительно ровно, лишь возвышался чуть, когда приходилось перепрыгивать широкую трещину, высокую корягу или преграждающий дорогу камень, а я мерно кивал, делая вид, что слушаю очередной вариант битвы Тьмы и Света, из накаркивания на ухо ворона уже знал, что долина, по которой стучат копыта Рогача, называется Кровавым Полем, а до этого была Урочищем Черных Мечей, слева от нас Холмы Пролитой Крови, а справа — озеро Битвы Водяных Королей… И все места, через которые проезжаем, названы в честь или память битв, сражений, войн, все они великие и величайшие, такими представлялись современникам, не знающим, что придут потомки и сумеют пролить еще больше крови, убить еще больше себе подобных, отсечь больше голов, сжечь больше сел и городов, разрушить каналов, вырубить садов…
И почти под каждым камнем лежит, спит или дергается заключенный Темный Бог, Властелин Ада, Потрясатель Миров, а то и просто гад с труднопроизносимым именем, который одним мизинцем способен разрушить Вселенную, если освободится… а он обязательно освободится, надо только успевать оказываться в той точке, торопливо поражать мечом или магией этого Темного Бога и спешить к следующей, чтобы ударить между ушей следующего, еще более темного.
Даже не под каждым камнем, это я размечтался, чтобы только под камнями, а на каждом квадратном метре заключен в толщах земной коры какой-нибудь злодей неслыханной мощи. Даже если этот квадратный метр приходится на леса, болота, реки, озера и даже моря с океанами. И не просто на каждом квадратном метре, а в несколько ярусов.
Весь небосвод на западе медленно наливается красным, багровеет, облака сонно застыли. Я посмотрел на распухшее, как после жаркой бани, багровое солнце, спросил ворона:
— Ну где тот твой дуб с родником?
Он каркнул с плеча:
— Мой лорд, мы ехали так быстро, что я не счел себя вправе останавливать на ночлег, когда едва-едва миновали полдень!
— Вот свинья, — сказал волк и добавил с чувством: — Свинья с крыльями.
— Он просто забыл, — предположил я, — куда мы едем.
Ворон поспешно оттолкнулся от плеча, вжав меня в седло, ударил крылом по голове и крикнул уже с высоты:
— Я щас что-нибудь подберу!
Глава 17
В полночь волк разбудил нас, под покровом темноты к нам пытались подобраться какие-то бродяги. Несчастные пытались увести втихую Рогача, он двоих стоптал, одного пронзил рогом, а когда мы разобрались с остальными, я увидел, что не совсем бродяги, у бродяг такого оружия и таких доспехов не найти, а у двоих в поясах отыскались золотые монеты и даже пара драгоценных камешков.