Третье сердце
Шрифт:
И потом, по правде сказать, этот громила Тео ей нравился. Он был таким представительным, таким уверенным в себе господином, да вдобавок щедрым господином.
Однажды ей удалось стащить из его лаборатории несколько скоромных фотографий. Эти снимки ошеломили ее, довели до слез: малышка Лу вдруг поняла, что такое подлинная красота и что такое настоящая жизнь.
Да, малышка Лу готова была душу черту прозакладывать, чтобы оказаться среди натурщиц Тео. Она видела, что он делает с этими женщинами, как при помощи кисточек и красок превращает
При помощи кисточек и красок он сделал бы ее выше, поуменьшил грудь и удлинил шею. А уж малышка Лу его не подвела бы. Она так сверкнула бы глазами, так изогнула бы стан, так томно, так маняще, так по-ведьминому улыбнулась бы в объектив, что все эти мужчины мигом оказались бы у ее толстеньких кривых ног.
Что ж, малышка Лу умеет помалкивать и ждать, и когда-нибудь она своего дождется. Когда-нибудь Тео обратит на нее внимание. Рано или поздно он поймет, как ему не повезло с этой кривлякой и истеричкой
Крикри. Хромая порочная гадина, воровка и извращенка. Да и мадам
Танги не лучше. Но ничего, малышка Лу умеет ждать, терпеть и ждать.
А что Тео иностранец, так малышка Лу считала, что иностранцы владеют какими-то тайными знаниями, такими же загадочными, как их языки, и эти тайные знания дают им власть над людьми. Во всяком случае, власть Тео над собой малышка Лу признавала безоговорочно.
Она пришла на улицу Коленкур как раз вовремя. Из ворот дома мадам
Танги выезжал автомобиль, за рулем которого сидел Тео в адриановской каске. На нем была долгополая кожаная куртка на меху, в кармане которой лежала маленькая коробочка с белым камешком.
Тео остановил машину, вылез из кабины и протянул малышке Лу конверт.
– Что это, мсье?
– Это тебе, Лу. Прибери, пожалуйста, в лаборатории.
– Вы уезжаете, мсье?
– Мне нужно отлучиться.
Малышка Лу разглядела сидевшую в машине девчонку, закутавшуюся в меховое пальто. На заднем сиденье стояла птичья клетка.
– Когда вы вернетесь, мсье?
– У меня неотложные дела, Лу. До свиданья, малышка.
Он потрепал ее по щеке и сел за руль. Машина дернулась, взревела мотором и скрылась за поворотом.
В кухне малышка Лу открыла конверт – там были деньги. Пятьдесят франков. Пятьдесят, Боже правый. Малышка Лу никогда еще не держала в руках таких денег. Малышка Лу никогда даже не видала таких денег.
Она вспотела от волнения, сунула купюры в лифчик и толкнула дверь в ателье.
Это было довольно просторное помещение с подиумом, на котором сейчас стояла египетская кушетка, обитая желтым шелком.
Малышка Лу заглянула в лабораторию. Раковина была полна пепла. Она вытащила из пепла кусочек картона. Изящная босая женская ножка – вот все, что можно было разглядеть на обгоревшем фото. Тео все сжег.
Всех этих красавиц, всю эту красоту.
Малышка Лу спрятала уцелевший кусочек снимка на груди, там, где у женщин побогаче был бюстгальтер, вернулась в павильон и легла на кушетку. Когда поблизости никого не было, она позволяла себе вольности. Вокруг на штативах стояли дуговые светильники. Они уставились на малышку Лу и казались уродливыми насекомыми, инопланетянами, захватившими Землю и уже добравшимися до Парижа. Но город пока не подозревал об уготованной ему участи. А они уже здесь.
Они обступили малышку Лу, словно совещаясь о чем-то, но их язык был ей неведом. Добра от них не жди: малышка Лу знала о них все, она обожала комиксы о злобных пришельцах. Они вот-вот двинутся на своих суставчатых желтых ногах на улицу, спустятся с Холма и заполонят великий город, убивая направо и налево, и никому не уцелеть в этом кровавом кошмаре, ни младенцам, ни старикам, ни красивым женщинам с толстенькими кривыми ногами.
Малышка Лу очнулась, вскочила и обвела взглядом ателье. Она вдруг поняла, что Тео никогда сюда не вернется. Он бежал в страхе перед инопланетянами… или, может быть, по какой-то другой причине… Она вдруг поняла, что потеряла мечту, смысл жизни, да и сама ее жизнь оказалась под угрозой.
Она притащила из кухни огромную бутыль, разлила керосин по полу ателье, в лаборатории и на лестнице, ведущей наверх, перекрестилась, зажгла спичку, бросила, увидела, как инопланетяне подпрыгнули на своих насекомых ногах, и бросилась наутек.
Она бежала безостановочно. Она мчалась по просыпающемуся городу, не чуя под собой ног, пока не оказалась на Новом мосту.
Вот как далеко она забежала. Новый мост. Вот как.
Она оперлась руками о парапет. Плечи ее ходили ходуном. Ее трясло, голова кружилась, душа ее была пуста, хотя что-то там, в глубине души, бешено мчалось, подпрыгивало и кружилось. Ее вырвало чем-то белым, едко-кислым. Она вытерла губы рукавом и подняла голову.
Над Парижем вставало тусклое декабрьское солнце. Оно было светло-красным, и когда лучи его упали на поверхность Сены, вода превратилась в пролитую кровь.
13
На рассвете они миновали Орлеан.
Долина Луары была подернута морозным розовым туманом. На узкой дороге, обсаженной деревьями, им встречались крестьянские повозки и изредка – автомобили.
Мадо дремала, закутавшись в меховое пальто и прижимая к себе свой мешок с сокровищами. Мешок с правым ботинком и письмом от брата
Жерома. Из далекого Лурда он послал письмо этой одноногой девочке, подарив ей надежду.
А вот Федор Иванович никогда не писал писем, а получил письмо лишь однажды. Это было письмо от его матери.
Он почти ничего не знал о своих родителях. Его растила тетка, старшая сестра матери, женщина сильная, бодрая и деятельная. У нее не было своих детей, и они с мужем – у него была аптека – взяли на воспитание троих девочек из приюта. Федор был четвертым ребенком в этой семье. Он помогал дяде взвешивать и смешивать химикаты, и слова