Третий дневник сновидений
Шрифт:
– Ну...
– Теперь Генри улыбнулся по-настоящему.
– Я просто не мог иначе. С инстинктами не поборешься.
Глава 10
«Дерево хочет покоя, но ветер не утихает».
Не знаю, почему именно сейчас мне вспомнилось изречение моего калифорнийского тренера по кунг- фу, мистepa By, ведь после полуночи было совершенно безветренно в этом квартале задумчивых лондонских вилл. И ни одного дерева.
Вообще-то
Я проводила Персефону домой и позаботилась, чтобы она сразу попала в свою комнату и родители не увидели её заплаканное лицо. К счастью, они рано легли спать и давно наслаждались здоровым сном.
– По крайней мере, я первый и последний раз смогла попробовать вино «Шато Марго» 1972 года, прежде чем оборвалась плёнка, - пробормотала Персефона, пока я помогала ей стереть с лица макияж, надеть пижаму и вернуть платье Пандоры в её шкаф.
– Странно ведь, что я так точно помню вино, но ничего про то, что произошло потом?
Это верно. Но как я могла ей всё объяснить, если после этого ей не удастся заснуть, может, ещё долго? Сон для неё жизненно важен, а случившееся казалось таким сложным, что осмыслить это не удалось бы и на трезвую голову.
К счастью, Персефона была слишком измучена, чтобы об этом думать. Как была, ничего не выяснив, она просто легла в постель, надеясь заснуть мёртвым сном. Пробуждение завтра утром могло оказаться достаточно страшным. Я знала: сразу после пробуждения чувствуешь себя совершенно нормально, тебе тепло под одеялом. Но едва потом, чаще всего в туже секунду, вспоминаешь, что случилось, это кажется таким абсурдным сном, что хочется лишь умереть.
Я укрыла Персефону, сошла в темноте по лестнице и осторожно закрыла за собой дверь, чувствуя облегчение от мысли, что в последний момент здесь не появится никто из её семейства в ночной пижаме, который вполне мог бы принять меня за грабителя.
Когда я проходила мимо автобусной остановки неподалёку от дома Персефоны, как раз подъехал автобус, но я решила, что лучше пройтись пешком: может, прохладный ночной воздух освежит голову. И хотя где-то церковные колокола уже пробили полночь, страха я не испытывала. Мне уже случалось жить в опасных местах, в Хампстеде даже ночью было спокойно и мирно. Сияние полной луны поста- ралось улучшить настроение. И если в самом невероятном случае посреди ухоженной улицы меня вздумает подстеречь какой-нибудь грабитель, я применю кунг-фу. Хотя в истории с Персефоной мне этого не понадобилось.
Дорога к дому занимала минут десять, я шла и пинала каждый попадавшийся на пути камень, но, даже когда я свернула на свою улицу, всё ещё не могла справиться с бешенством. Злилась я не только на Артура, который устроил всё это безобразие, но и на саму себя. За то, что я никак не сопротивлялась, только стояла беспомощно. И хотя всю неделю чувствовала, что должно случиться что-то плохое, по- делать ничего не смогла.
Перед нашим домом зацвели магнолии, я издалека увидела их сияние в лунном свете и, перестав пинать камни, пошла быстрей. Возможно, Грейсон уже вернулся домой и сможет мне рассказать, приходила ли полиция и поверила ли в историю, которую ей предложили.
Подойдя поближе, я увидела, что у Лотти под крышей ещё горит свет, и задумалась, не подняться ли к ней, чтобы немного утешиться. Как в старые времена, когда мне снились плохие сны и я, дрожа, заползала к ней под одеяло. У Лотти в комнате всегда пахло корицей и ванилью, а она успокаивающе гладила меня по голове и уверяла, что бояться нечего. Это действовало магически: стоило Лотти сказать мне, что всё хорошо, всё и оказывалось хорошо. Напоследок она своим мягким голосом напевала мне совсем тихо немецкие колыбельные, в которых месяц жил за деревьями, звёзды-овцы паслись на небесных полях и в окна проникал их дружелюбный свет. Заботы засыпали вместе с пчёлами и птицами, а Господь Бог заботился и о них, и о больных соседях.
Уже целую вечность я не слышала этих песен. И если в июле Лотти уедет в Германию, я не услышу их больше никогда. Я сморгнула несколько слезинок. Почему всё не может остаться, как было? Почему жизнь должна становиться с возрастом всё сложнее? Жизнь без Лотти казалась мне совсем безутешной.
От неё у меня никогда не было секретов, во всяком случае, надолго, - она всегда замечала, когда я чем- то озабочена. Хотя были тайны, которые я не могла доверить даже Лотти. Как были заботы, которые не могла развеять своим светом добрая луна. Да, честно сказать, я и не была так уж уверена, что Господь Бог наблюдает за нами всеми. Наверно, поэтому я больше не вправе забираться к Лотти в постель и искать у неё утешения.
Я слишком долго шла, не отводя взгляда от освещенных окон наверху, и потому не сразу заметила, что кто-то стоит у стенки, отделявшей въезд к нам от соседского сада.
Когда этот человек вышел из тени, волосы его под луной золотисто засветились. Это был Артур.
– Ах, это ты...
– сказал он разочарованно.
Наверно, он поджидал тут Грейсона, а это означало, что тот ещё не вернулся домой.
Я остановилась и машинально вскинула сжатые кулаки. Но тут же их опустила. В последнее время уровень адреналина в моей крови предельно зашкаливал.
– Что? Ещё недостаточно жизней разрушил сегодня?
– спросила я и ощутила, что прежнего бешенства во мне уже нет.
– Твою жизнь я скорей спас, - ответил он.
– Интересная точка зрения.
Я пыталась понять, какое у него выражение лица, но было слишком темно, чтоб различить такие тонкости. Хотя было не похоже, что Грейсон его поколотил: не было ни затёкшего глаза, ни разбитой губы. Жаль, конечно.
– Я бы никогда не допустил, чтобы Персефона выстрелила в Генри, - сказал Артур так тихо и так серьёзно, что прошло несколько секунд, прежде чем я поняла, что он мне, в сущности, сообщил.