Третий (не) лишний
Шрифт:
А потом мы с ней в хлам разругались. До такой степени, что я думал: это конец. Не удержался и ляпнул: похоже, ты поняла, что ошиблась с выбором, и боишься это признать. Как она ответила – лучше не цитировать. Но смысл и конечный пункт маршрута обозначила предельно ясно.
Если честно, в первый день была полная эйфория. Свобода! На второй обычный утренний стояк вызвал мысль, что, не будь я таким идиотом, это великолепие, вполне возможно, не пропало бы даром. Дальше – еще хуже.
К концу третьего дня я сдался. И набрал ее номер. К концу четвертого готов был ехать
– Ну и что тебе надо?
Я бормотал какие-то неуклюжие извинения, при этом ненавидел себя, ее и весь свет.
– Приезжай, - подумав, сказала она.
Прямо в прихожей…
Она сидела на тумбочке, где валялись всякие шарфы и перчатки. Упираясь затылком в полку. Закинув ноги мне на плечи. Впившись ногтями в спину. Уже потом я обнаружил глубокие ссадины, а в тот момент не чувствовал ничего. Только желание. Экстаз. Еще глубже, сильнее! И при этом понимал, что не я трахаю ее – жестко, грубо. Это она позволяет мне трахать ее. Потому что хочет именно так, а не иначе. И я – вслед за ней! – начинаю хотеть того же.
Я как собачка на длинном поводке. Убегаю от хозяина и радуюсь. А потом – дерг! Стоять! К ноге! И ничего не могу с собой поделать.
Какие-то идиоты – я читал – держали дома львов и тигров. За стол их с собой сажали. А потом львы и тигры на что-то разозлились и сожрали хозяев. А я – всего лишь мопс. Тяпну за ногу, получу пинка, а потом ползу на брюхе зализывать едва заметный след своих зубов.
Кто бы мне объяснил, как можно одновременно любить человека и ненавидеть?
Что?
Твою мать, что?!
15. Антон
– Янка, ты случайно не залетела?
Антон терпеливо ждал, пока Яна прокашляется и выпьет глоток вина. Как будто вообще ничего не говорил.
Обычный вечер у нее дома. Он зажарил курицу на гриле, нарезал салат, открыл бутылку «Изабеллы». Для птицы больше подошло бы белое вино, но уж какое было. Яна готовила хорошо, правда, не особо любила. А Антон как раз любил, хотя не так чтобы умел. Вот и консенсус: любишь – ну и готовь тогда. А я постараюсь не умереть от твоей стряпни.
Пока возился на кухне, она валялась на диване и смотрела какую-то хрень по телевизору. Приготовь, подай. Хорошо хоть с ложки кормить не надо.
– С чего вдруг? – буркнула Яна и отщипнула кусочек белого мяса.
– Ну как тебе сказать? От секса иногда бывают дети. Даже несмотря на всякие штучки, с которыми их якобы быть не может. Уж больно ты в последнее время злющая и психованная.
– Вы сговорились?
– С кем?
– С моими родителями.
Пауза – совсем коротенькая. Нет, не с родителями. А с кем тогда? Кто у тебя спрашивал то же самое?
– Разве ты меня с ними знакомила?
– День… просто был такой. Тяжелый.
Антон внимательно посмотрела на нее.
Лежит на диване, тарелка на животе, сосредоточенно обгладывает косточку. Ну очень сосредоточенно. Как будто задачу по физике решает.
– Да-да, - он постарался
– Антон! – Яна вскинулась, как будто укусили. Даже тарелку на стол отставила. – Я у трех нотариусов сегодня была, переводы заверяла апостилями. Хотя ты, наверно, и не знаешь, что это такое.
– Ну конечно. Я ж деревня неграмотная.
Заверещал какой-то попсой ее телефон. Яна нехотя встала с дивана, подошла к письменному столу, где он лежал, сбросила звонок, отключила звук. Но не успела вернуться обратно, телефон зажужжал, как рассерженный жук.
– Едрить твою! – прошипела она и выключила его совсем. И пояснила, хотя Антон не спрашивал: - По работе.
– Так почему не ответила, если по работе? Вдруг что-то важное?
– Обойдутся.
– Ну-ну…
Вот ведь странно, Яночка, ты так талантливо на съемках играла, хоть на «Оскар» номинируй. Или что там дают за телешоу? А сейчас – все время мимо кассы. И закрадывается вполне резонная мысль: а был ли весь тот цирк игрой? Действительно ли ты притворялась, что мы интересны тебе оба? Может, на самом-то деле и не притворялась? И поэтому так правдоподобно получалось?
Как уже достало это вранье. Что, если прямо в лоб спросить? Так ведь не ответит. Или устроит скандал. Или снова соврет.
А выяснить все было очень просто. Незаконная слежка-прослушка. Уж он-то на таких вещах собаку съел. И последняя работа как раз была из этой оперы – проследить за женой, которая завела любовника и обнаглела настолько, что таскала его домой. Там, где он брал все необходимые приблуды, их еще овердофига осталось. Камеры в прихожей и в спальне, крохотный жучок в шов сумки – и все дела, получите и распишитесь.
Вот только вопрос: нахера?
Чтобы поймать на горячем, назвать блядью вслух, а не про себя, и гордо удалиться, поглаживая чувство собственного достоинства? В чем, спрашивается, профит? В поглаживании? Если ее действительно Райчев дерет, так хоть на его рожу полюбоваться, когда поймет, что не один ей палки кидает. Да и то сомнительное удовольствие. На пару секунд. А если нет?
Даже если они с напарником – не Денисом - пошлют Янку хором, обнимутся и пойдут бухать в ближайший бар, она вряд ли будет сильно горевать. Скоренько найдет другого. Или, вернее, других. А вот ты, Антуан, уже на следующее утро проснешься и засомневаешься, стоило ли наглаженное до дыр чувство собственного достоинства того, что обратной дороги уже нет. Потому что ее точно после такого не будет.
Да и вообще – стоит ли знать? Одно дело подозревать, сомневаться. Другое – знать наверняка. Пока не знаешь, можно делать вид, что ничего и нет. В конце концов… она тебе не жена и даже не любимая девушка. У вас нет детей, ипотеки и совместно нажитого имущества. У вас, если подумать, вообще нет ничего общего. Кроме любви к сексу и тех часов, которые вы проводите в самом тесном контакте. Когда ее тело принадлежит только тебе – насчет мыслей такой уверенности нет. Хотя… скорее, наоборот. Когда твое тело принадлежит только ей, а мысли твои ее наверняка не интересуют.