Треверская авантюра
Шрифт:
Если вычесть горожан и раздерганный клан кондрусов, но прибавить сюда пленников, вкалывавших в Виндфане чуть ли не с официального вмешательства Игоря в борьбу за треверский трон, то получается, почти тысяча воинов марки побывало у него в плену. При всех плюсах бесплатного труда, держать их дальше не было никакой возможности.
Во-первых, чисто физически прокормить такую толпу оказалось очень непросто. Они могли сточить вообще все награбленные и закупленные запасы Игоря. Во-вторых, становилось просто неприлично удерживать их дальше, с учетом факта, что никто из их родственников бунтовать вроде как не собирался, а наоборот – спешил поскорее принести необходимые клятвы.
Поэтому тех, кто успел знатно потрудиться на строительстве Виндфана, распустили без всяких выкупов. Анвар даже щедро снабдил их необходимыми припасами на дорогу.
Четыре с половиной сотни из одиннадцати с половиной попавших в плен после битвы под Нойхофом, заставили заплатить чисто формальный выкуп. Да и то, только потому, что принадлежали-то пленники не только новому ярлу, но и его дружине, а выкупать самому – тут Игорь посчитал, что это будет уже чересчур.
Всем новонабранным добровольцам, было, конечно же, еще рано полностью доверять, но с чего-то же начинать стоило. Они теперь считались вполне обычными лояльными подданными, и небольшая войнушка с общим врагом оказалась очень кстати «для укрепления доверия». Однако не судьба.
Стоило предводителю южан – Гуортигерну Белому Соколу, – рассмотреть своего сводного брата-бастарда живым и здоровым рядом с Игорем, как он тут же заявил, что раз хундинги повержены, теперь нет никаких поводов для ссор. Мол, у него сроду не было каких-нибудь личных амбиций, а потому и он сам, и все его люди с радостью, «вот прямо сейчас готовы без всяких условий признать своим господином великого воина Ингвара Чужеземца». Правда, на переговорах Гуортигерн как раз эти самые «условия» выдвигать принялся. Потом, правда, он пытаться и вовсе бесхитростно подкупить Игоря. Все сводилось к необходимости, чтобы ему все-таки отдали «любимого» сводного брата.
Сидя друг напротив друга меж двух армий, Игорь некоторое время с интересом выслушивал все новые варианты из тех, что должны были закончиться выдачей бастарда. Лишь после того, как раздосадованный неуступчивостью собеседник начал повторяться, он сделал лицо построже и хлопнул ладонью по плоскому камню, служащему столом для переговорщиков.
– Ливэ Гуортигерн, как думаешь, почему имея большое превосходство в силе, я все еще не убил ни тебя, ни твоих близких, не забрал себе имущество твое и твоих сторонников? – выждав некоторое время в тишине, Игорь продолжил, глядя в побледневшее лицо собеседника. – Все просто: это мешает сделать чувство справедливости и забота о моем достоянии.
– Ты не мог бы пояснить мне свои слова, господин? – осторожно уточнил собеседник.
– Все просто: ты не нападал ни на меня, ни на людей, принесших мне клятву. По крайней мере, после того, как они это сделали, – усмехнулся хевдинг. – А значит, между нами нет крови. Да, я помню, что ты все еще богат, но решить этот вопрос мы сможем и без крови… – он ненадолго задумался, и Гуортигерн терпеливо ждал его дальнейших слов. – Не убивать даже ради золота и серебра – это для меня справедливость, – снова улыбнулся Игорь. – Но Треверскую марку считаю своим достоянием, и потому стараюсь делать так, чтобы лучше было не только мне, но и людям живущим здесь.
У большинства родов землей владеют семьи, а главы лишь собирают с них долю ради общего блага и призывают, когда необходимо, на битвы. Но твоя семья наложила руку почти на все пашни клана. Из-за этого ты очень богат, и даже после того как был разбит, сохранил все еще слишком много воинов. Буду откровенен: мне такие вассалы «сейчас», – Игорь особенно выделил последнее слово, – не нужны и опасны. Поэтому вот тебе мое предложение!
Те, кто присоединился к тебе из центральных земель марки, вернутся домой. Ты больше не станешь претендовать на власть среди них. Среди жителей юга, среди тех, кто не твоя прямая родня, ты так же не станешь больше править. Треть семейных земель, что на запад от твоего главного замка, ты отдашь брату. Он станет главным среди них, и будет править, как посчитает нужным. Ну и чтобы не было соблазна… сколько ты предлагал за его жизнь – триста? Уверен, что ты хотел отдать не все свое имущество. Так вот, ты передашь мне двести тысяч гельдов серебром, золотом и монетой. И тогда я приму клятву верности от тебя, а будет такая необходимость – стану защищать, как своего человека. И когда ты умрешь, если с тобой это случится раньше, чем со мной, клянусь, прослежу, чтобы наследовал тебе не твой брат или кто иной, а только твои дети. У тебя же сейчас трое сыновей и вдвое больше дочек? Так грех сомневаться, родишь еще и уже среди них непременно изберешь достойного! А я обещаю поддержать твое решение!
– Сто двадцать тысяч? – ответил Гуортигерн после очень продолжительного молчания.
– Нет, пусть будет двести, но я слышал, ты откупил много скота у беглецов. Вряд ли думаю, задорого. Можешь добавить и его по твердой – обычной цене…
* * *
В общем, уже к середине августа Игорю покорились почти все земли треверской марки. Кроме того самого «восточного анклава». С ним и вовсе получалось… как-то слишком непонятно.
Отправленное в июле посольство вернулось с ожидаемо уклончивым и при этом как-то слишком смелым ответом. С одной стороны – тамошние вожди вроде бы не пытались оспорить его претензии, но с другой…
Лидеры четырех самых сильных восточных кланов, полностью подмявшие под себя местных, вдруг принялись утверждать, что «не могут принять такое решение единолично». Совершенно серьезно они предложили дождаться традиционного «зимнего» тинга, на котором обещали «непременно поднять этот вопрос». Получалось верно, с формальной точки зрения, но довольно нагловато и даже издевательски по своей сути.
Будь дело именно в «голосовании и одобрении», вече можно было бы легко собрать и вне очереди. Поэтому причины такого поведения могли быть в чем угодно, но только никак не среди названных. На это нужно было как-то реагировать, и у Игоря, конечно, было под рукой войско. И войско немаленькое, особенно после присоединения «южан». Но преимущество после всех размышлений выглядело не настолько решающим, как это могло показаться…
Лет за семьдесят до нынешних событий треверы собрались биться со своими соседями. Племена созвали все что могли, но эпического кровопролития, как это часто бывало при родовых заморочках, тогда так и не случилось. Все обошлось парой десятков взаимных набегов, а потом проблему разрешили. Но та, давняя история интересна не опытом долгих переговоров, а тем, что треверам почти два поколения назад удалось поставить «под ружье» практически всех мужчин, кроме уж совсем старых или чересчур молодых. И до сих пор было немало живых свидетелей, которые помнили, что на поле к югу от Нойхофа, ради маневров вывели примерно 6-6,5 тысяч ополченцев. Математика наука, конечно же, строгая, но спустя столько лет люди начинают путаться.
Последующие годы выдались у треверов довольно спокойными, и население марки, непременно, должно было подрасти. Но тут случилась гражданская война. По-настоящему разорили только внутренние районы, не самые густонаселенные. Поэтому, сильнее всего пострадали мужчины-бойцы, а женщины, дети и, самое главное – почти взрослые юноши на остальной территории, большей частью уцелели.
Из-за этого треверы должны были легко в ближайшие три-пять лет восстановить силу своего племени. Скажем так, естественным порядком. Однако прямо сейчас, из потенциальных 7-7,5 тысяч, у Игоря ну никак не выходило больше 4 тысяч кандидатов.