Тревожная Шумава
Шрифт:
— Ну, конечно, Жижков… этот район мне уже не удалось посмотреть… А вы здешняя?
На ступеньках раздались шаги. Какая-то цыганка из Лад шла за покупками. Женщина за прилавком стала серьезной.
— Мы поселились здесь в сорок пятом… с мужем, — быстро ответила она.
— Да, — пробормотал Земан, схватив с прилавка сверток, который уже не сжимали ее руки. А он решил, что она не замужем!
Земан почувствовал, что краснеет. Цыганка искоса разглядывала его.
— До свидания, — пробормотал он, бросаясь к двери. «Проклятый туман и проклятая деревня!»
В это мгновение до него донеслись
— Вы забыли заплатить.
Земан не помнил, как положил деньги на прилавок и выскочил из магазина.
Туман еще больше сгустился. Солдат шел по деревне наугад, очень хотелось пить. Должна же где-то быть пивная или винный погребок. Ресторанчик, который он наконец нашел, оказался закрытым. Земан долго и напрасно стучал в дверь, потом отправился назад, на заставу.
Вечером было страшно темно.
Замещающий Кота Громадка, раздражительный, как всегда, готовил очередной пограничный наряд. Пограничники привыкли уже к кромешной тьме, настолько черной и густой, что, казалось, ее можно резать ножом. Она обволакивала все, струясь по лицу и рукам. Хамры совершенно растворились в ней.
Земан уложил свои пожитки в старый затхлый шкафчик, одолжил у Громадки одеяло и накрыл им койку. Комната, в которой спали пограничники, находилась на втором этаже, по соседству с канцелярией и маленькой комнаткой Кота.
Громадка ворчал, вглядываясь в темноту:
— Тьфу, черт! Будь оно неладно! Идешь ты, что ли? Бери свои бутылки и ступай к этим Ржигам. Не бойся, не заблудишься. Первый барак под нами, вниз под гору по направлению к потоку…
Громадка закашлялся и с тоскою хватил кулаком по столу, затем начал одним пальцем наигрывать на старой гармони что-то унылое. Не поворачивая головы, спросил Земана:
— Играешь на чем-нибудь?
— Нет.
— Единственный нормальный человек… Передай Ржиге мои наилучшие пожелания. Завтра пойдешь с Котом. Имей это в виду, не увлекайся.
Земан вышел на улицу, держа под мышкой сверток с бутылками, и сразу же его охватил озноб от пронизывающего холода и сырости. Он почти бегом пустился к дому Ржиги, что стоял в ста пятидесяти метрах от заставы и светился всеми своими окнами. В другое время пограничники завешивали их одеялами. Эта предосторожность не была излишней, так как нарушители и перебежчики мстили за свое поражение. У продовольственного магазина Земан на мгновение задержался… Она переселилась сюда в сорок пятом… с мужем. Сверху, над магазином, находилось какое-то помещение, очевидно она жила там. Светилось одно окно с правой стороны. Земану страстно захотелось постучать в окно, попросить о чем-нибудь, лишь бы увидеть ее еще раз. Но он превозмог себя и быстрыми шагами направился туда, откуда раздавались голоса его новых друзей, доносились пение и звуки настраиваемых инструментов.
Друзья встретили его радостными возгласами. Земан уже понемногу различал их. Щеголь Буришка с висящим на шее саксофоном обнимал смущенную хозяйку и ее раскрасневшегося избранника и кричал изо всех сил:
— Будьте счастливы, пускай другие вам позавидуют!
Кот сидел в углу комнаты на старом диване и пил вино из кофейной чашки. Некоторые гости держали в руках наполненные вином стаканчики из-под горчицы. Рядом
Кот, увидев Земана, подвинулся, освободил место около себя. Он взял свободную кофейную чашку и налил в нее вино. Чокнулись. Кот хотел что-то сказать, но в этот момент Витек постучал смычком по струнам своей скрипки, и руки музыкантов потянулись к инструментам, как будто только и ждали этого сигнала. Витек лишь кивнул, и сразу же зазвучала в прокуренной кухне мелодия «Уже мою милую в костел ведут…». Земан слышал, как Кот подпевал. Но пел он без слов, и внутри у него как будто что-то гудело.
Ржигова то плакала, то смеялась, а ее муж, привыкший после февральских событий ко всему на границе, лишь хмурил брови. Едва закончив одну мелодию, Витек сразу же начал новую. Это была любимая всеми местная песня, которую раньше пели лесники на гулянках, а местные жители переняли ее у них:
Как в лесочек на свиданье Шел охотник молодой…Кот встал и перехватил в танце Ржигову.
— За здоровье! — снова раздался зычный голос Буришки. Саксофон его замолк. Пограничник сделал глубокий вдох и залпом выпил содержимое своей чашки.
Весь облик Буришки привлекал своей светскостью: его брюки, такие же, впрочем, как и у других, были более элегантными, его пилотка также элегантнее, чем у других, а военную куртку он носил, как пиджак самого последнего фасона. Буришка перехватил в танце Ржигову у Кота. Пограничники один за другим кружили ее до тех пор, пока задыхающаяся молодая женщина со смехом не упала на расшатанный стул около стола. Ее внимательные голубые глаза остановились на Марженке.
— Ну, теперь очередь за тобой… со мной!
— А если у него таких десять и он просто не знает, какую выбрать! Не так ли, Марженка!
Раздается дружный смех. Но Марженка пропускает мимо ушей ехидную реплику Буришки, он лишь машет рукой и едва заметно улыбается.
Кот снова сидит около Земана; он единственный, кто не смеется.
— Марженка очень порядочный парень, — говорит он Земану. — Он остался совсем один. Отец погиб в концентрационном лагере, мать умерла еще раньше. Где-то около Брно живет его подруга, он ей каждый день пишет письма… но… — И Кот с горечью вздыхает.
Ржига доливает вино в чашки и стаканы соседей, поднимает свою чашку над головой и кричит:
— Хлопцы, шашки наголо! Руки пограничников тянутся к стаканам, все встают и поворачиваются к молодоженам. Вдруг в дверях отчетливо раздается:
— Хальт! Или бросаю гранату!
Это был Беран, начальник соседнего контрольно-пропускного пункта и таможенной службы в Митине. Маленького роста толстячок лет пятидесяти. В правой руке, занесенной над головой, он, как гранату, зажал бутылку сливовицы, под мышкой — футляр с кларнетом. На мгновение все смолкли. И прежде чем кто-либо успел раскрыть рот, Беран прогремел предупреждающе: