Тревожное лето
Шрифт:
Хаяма с достоинством кивнул.
— Завтра я отбываю, — сказал Табахаси. — Мне что-то не по себе в этом городе.
Табахаси не сказал, что в восемнадцатом ему было тоже не по себе. Тогда он руководил подотделом контрразведки. В подпольной большевистской газете стали появляться совершенно секретные штабные документы. Командование всполошилось и приказало Табахаси найти причину утечки информации. Табахаси приложил максимум сил, но ничего найти не мог. В отделе работали и русские офицеры, но они были вне подозрений. Заместителем же Табахаси по русским вопросам являлся штабс-капитан Галановский. Доведенный до отчаяния Табахаси арестовал Галановского. Безо всяких улик.
Капитана жестоко пытали, но он твердил: «Это ошибка». Табахаси в ярости отсек ему голову.
Секретные документы перестали появляться в газетах и прокламациях. Табахаси понял, что интуиция его не подвела, и под клинком погиб советский разведчик...
— А как же переговоры?
— Хватит, наигрались;
— Ну, смотрите, — согласился Ахата. — Я сделал все, что в моих силах. Внутреннее чутье подсказывает, что скоро и мне придется покинуть Владивосток.
Ахата не хотелось возвращаться в Японию. Здесь он был сам себе хозяин и жил на широкую ногу.
Уже на Фонтанной Губанов обнаружил за собой «хвост». Постарался отвязаться, но двое здоровых парней как прилипли. «Ладно, пусть топают, — подумал Губанов, — отвяжусь на базаре».
Губанов зашел в булочную и через стекло разглядел шпиков. Теперь он не сомневался, что Ванда навела на него своих приятелей и те проверяют. И что Лукин мух ловит?
В гомонящей базарной толпе Губанов почувствовал себя вольнее. Тут действительно можно было оторваться от самого первоклассного преследователя.
Андрей, сдерживая дыхание, остановился у ларька и попросил стакан воды. Он только приложился, как рядом снова оказались те двое. У Губанова мелькнула мысль взять их. И он бы справился. Но тогда вся операция могла бы лопнуть, как мыльный пузырь. От расстройства Андрей выпил еще стакан воды, крякнул, надвинул на глаза шапку и направился в харчевню, что стояла напротив в торговых рядах. Не задерживаясь, прошел дымный и чадный зал, выскочил во дворик, перемахнул через забор и мысленно показал «хвосту» кукиш.
Взмокший так, что с него пар валил, Губанов явился к Хомутову.
— Замотали, гады, — сказал он, утираясь. — Привязались двое. От самой Голубинки тащил. Рожи — что Квазимодо. — Довольный сравнением, хрипло посмеялся. — Гринблат устроила. — Положил перед Хомутовым листок с номерами ассигнаций: — Проверить надо. Если сойдутся, то она. Нет — тогда пусть ею занимаются другие. А с меня хватит.
— Это мы можем мигом проверить. — Хомутов вышел и скоро вернулся.
— Ну что? — спросил Губанов.
— Подожди еще немного и охолонь.
— Век мне жить у этой дамы, что ли! — ворчал Андрей.
— Сегодня решим. Успокойся. — Хомутов подвигал на столе бумаги. — Тут такая хреновина непонятная, Хозяйка твоя навела все же. Как ты сунул ей банку с кокаином, так она и побежала. Насилу проследили. В самое яблочко получилось. И знаешь, к кому она привела Кержакова? К начальнику арсенала Токареву.
— Может, ошибка?
— Выясняем.
— Не нравится все это мне, промежду прочим.
— Промежду прочим, и мне тоже.
— Значит, я правильно тех мордоворотов не взял, — сказал Губанов.
— Каких?
— «Хвост». — Он обрисовал их.
— Это ребята из угрозыска, — успокоил Хомутов. — Имеешь, понимаешь, почти высшее «университетское:» образование, а своих не признаешь, — расхохотался Хомутов.
Губанов долго не мигая глядел на Хомутова, потом махнул рукой, встал и поплелся в свою комнату. Едва закрылась дверь, как явились «хвосты».
— Ушел, — выдавил старший.
— Губанов, что ли? И правильно сделал. Прилипли как банный лист. — Видя, как они расстроились, успокоил: — Он и не от таких уходил. Это ведь Губанов.
«И чего они ему не понравились?» — запоздало удивился Хомутов, разглядывая симпатичные лица ребят.
Карпухин доложил в губкоме, что Табахаси вовсе не Табахаси, и его можно выдворить с позором.
Пшеницын настроен был иначе: стоит ли подымать шум?
— Не спускайте с них глаз и не давайте шнырять по-за углам, — посоветовал он. — Если станет настырничать, то выдворим.
Дальше Карпухин доложил, к чему привело расследование дела по ограблению.
— Ошибка исключена?
— Могу точно сказать только после допроса Гринблат, а потом и самого Токарева.
— Ну что ж. Дело серьезное. И если окажется, что Токарев — враг, то вина наша с тобой. Мы проморгали. И с нас спрос.
— Ты не переживай, — успокаивал Губанова Хомутов. — Они же тебя и охраняли.
— Можно было предупредить.
— Рисковать тобой лишний раз не хотелось. Давай, брат Губанов, — Хомутов придавил дергающуюся щеку, — вот что сделаем...
Вечером Губанов снова направился к Гринблат. Ванда принимала белье от прачки, считала наволочки, простыни, полотенца. При появлении Андрея сунула деньги прачке и подтолкнула ее к выходу.
— Ну и как? — спросила.
Губанов прошелся по гостиной из угла в угол. Сел.
— Чего как?
— Паспорт приобрели?
— Да. Знаете что, пойдемте в ресторан? Только за ваш счет: надеюсь, тогда вы быстрее выплатите долг, потому как сегодня под утро я должен покинуть вас.
— Не волнуйтесь, Андрей Кириллович, Ванда еще ни одного порядочного человека не подвела.
— Так идем?
— Эк вас потянуло. — Ванда бросила взгляд на свое отражение в зеркале. — Пойдемте. — Подошла к нему и, глядя черными цыганскими глазами снизу вверх, произнесла нараспев: — Чего-то взгляд у вас блудит... — и взяла его под руку.