Тревожные облака. Пропали без вести
Шрифт:
На рассвете двадцать четвертого января Саша заметил из рубки небольшой предмет, плававший неподалеку от катера. Ленивая волна подогнала его ближе. Это была уверенно сидевшая в воде бутылка. Ее покачивало и кренило, но при тихой погоде она могла бы плавать месяцами.
Сашу обдало жаром. Вот она, бутылка, а письма он до сих пор так и не написал. Теперь труднее будет писать, с каждым днем труднее, он ощутил это, когда зарисовывал контур острова.
Но как достать бутылку? Даже если развернуться к ней кормой, рука не дотянется до бутылки. Можно спустить ведро на веревке и зачерпнуть ее вместе с водой. Но полное ведро ему одному не вытащить на палубу.
Океан, дразня матроса, подгонял бутылку все ближе к борту. Того и гляди она скользнет под борт.
Саша оставил штурвал, вышел на палубу и стал наблюдать за бутылкой - четырехгранной, с нерусской этикеткой… Ее уже подогнало под борт, и Саша услышал, как она цокнул а о корпус. Он вернулся к штурвалу.
Из кубрика поднялся встревоженный Петрович. В часы бессонницы его внимание и слух необыкновенно обострялись: лежа на койке, он угадывал самые небольшие изменения курса, неуверенность или ошибки рулевого.
– Что случилось?
– спрашивает он.
– Бутылка там…- Саша кивает на левый борт.
– Какая бутылка?
– Порожняя. С картинкой…
Петрович осторожно заглядывает за борт. Постукивая по корпусу, бутылка обходит катер, как слепой препятствие, и вот-вот нырнет под корму. Перед глазами старпома мелькнула на миг и скрылась оранжевая этикетка.
– Ром,- сказал Петрович, вернувшись в. рубку.- Или виски. Мне случалось видеть такие. Чужой район, определенно чужой… Ну, что дальше делать будем?
– Как что?!-переспросил Саша, не поняв вопроса.- Домой пробиваться. Парус есть, теперь за ветром дело,- он обвел тяжелым взглядом островок.- Возьмем тут запас, если, конечно, сумеем высадиться, и в путь. Это мое мнение.
Петрович не ответил. Он постоял еще на баке, покряхтывая и почесываясь, затем буркнул:
– Закурить бы, сразу мозги прояснило бы,- и ушел в кубрик.
Саша остался один, и далекий, родной берег снова завладел его мыслями. Он увидел перед собой крутой спуск улицы, каменное крыльцо Географического общества, небольшой зал, заполненный пожилыми людьми, и себя на кафедре перед картами и схемами. Он рассказывает об океане, об удивительном острове, на котором зимой оказались котики, о вкусе ничем не приправленной морской капусты, о челюсти морской коровы и о многом другом. А ученый секретарь, наклонившись к седой женщине, шепчет, что этот парень разбирал у них когда-то кирпичную сторожку и еще тогда он, ученый секретарь, угадал в Саше незаурядные способности…
На верхней палубе, у самого входа в кубрик, сидели четверо: старпом, Виктор, Равиль и кок. Надо, чтобы их слышал и механик: он лежит на койке, как раз против трапа. Последние силы механик потратил на заготовку морской капусты, ею набили вчера полный камбуз. Теперь дядя Костя лежит тихий, недвижный, напряженно прислушиваясь к голосам товарищей.
Саша привалился грудью к рулевому колесу. Так легче стоять на дрожащих от слабости ногах.
– Далеко занесло нас, вот что,- начал Петрович.- Может статься, что остров не наш, не русский. Даже, прямо скажу, считайте, что не наш…
– Карта есть?
– нетерпеливо выкрикнул Равиль.- Зачем путать? Смотреть надо…
Петрович с усилием поднялся, присел на корточки. Ему необходимо держаться солиднее других.
– Тьфу!
– отмахнулся он было, но, заметив, как вспыхнули глаза на изможденном лице Равиля, добавил: - Потом скажешь про карту, я тебе про жизнь говорю.- Петрович передохнул, говорить, оказывается, тоже не легко.- Мы с Сашей сегодня порожнюю бутылку видели…
– Кабы на полную напороться! Э-э-эх!
–
Кок протянул вперед обе руки, словно подхватывая бутылку.
– Отставить!
– рассердился старпом, и его лицо от брезгливо опущенных уголков рта до морщинистого лба дернулось в нервном тике.- На чужой сторожевик свободно можем напороться. Не понимаешь, что ли? Маленький?- Желудочные боли измочалили кока. Его кожа сквозь жесткую щетину отсвечивала грязноватой желтизной.- Шутите все,- неодобрительно пробурчал Петрович.- Как бы эти шутки боком нам не вышли.- Он бросил взгляд на Сашу.- Может, и честные люди нам встретятся, а не они решать будут, что к чему и куда нас девать… Политика!
– Куда же?
– чистосердечно удивился Виктор.- До дому, до хаты!
– Повезут, как же! В плацкартном вагоне со сломанными рессорами.
– Как это домой не пустят?!
– насторожился Равиль.
– Ты про наших приморских рыбаков у Саши спроси,- сказал Петрович.- Они в шторм к японским берегам прибились.
– Ну?
– допытывался Равиль.
– Вот-те и ну!- раздраженно отрезал старпом.- На пушку брали, на провокации разные. В газетах объявили, что они, мол, добровольно перешли, по несогласию с политикой. Случай помог, а то сгноить могли ребят… Рации у нас нет - как тут голос подашь? Одним словом так: флаг наш советский, мы его ни перед кем спускать не будем. А в случае чего, всем одной линии держаться… Все лишнее - за борт,- продолжал Петрович.- Не ихнее, к примеру, дело, кто член союза, кто нет…
– Все,- сказал кок.- Все члены.
– Ладно, все, а билеты - ван. К примеру, спросят, кто партийный? Все партийные. Где билеты? На берегу оставили, перед рейсом. Право, мол, такое дано.- Он задержался взглядом на Викторе.- Виктор Шлык, он, значит, как молодой - комсомолец…
– Не-е, Петрович,- сказал Виктор.
– Зря, зря, между прочим,- неодобрительно заметил старпом.- Плохо у нас на катере с этим.- Он глубоко вздохнул и сказал простодушно:- Вот и я малость недоглядел. То больница, то в рейсах, а люди добрые не вразумили… Спросят иной раз: в партии, Петрович? А я-нет, говорю, и самому чудно. В жизни строго надо, спуску себе не давать. Жену, детей балуй, а себя ни-ни…- Он еще раз вздохнул.- Значит, одни паспорта оставим: Соберем их вместе, сложим, к примеру, в футляр бинокля, а там видно будет. Может, в случае чего, и уронить придется футляр-то за борт…
Из кубрика послышался глуховатый голос механика:
– А с досаафским билетом как?
– За борт!
– отозвался Петрович.
– Зачем за борт?
– сказал кок.- Что лишнее-^ жечь будем. Калории.
– Калории!
– передразнил недовольный голос из кубрика.- Я в ноябре взносы заплатил за весь год.
– Жарче гореть будет!
– не унимался кок.,
Саша первым протянул старпому документы. Паспорт, профбилет, военный билет, удостоверение Владивостокского яхт-клуба… Жаль расставаться, да ничего не поделаешь, у него в «Подгорном» в трудовой книжке все записано.