Тревожные облака. Пропали без вести
Шрифт:
– Ты! Ты! Как ты смеешь?!
Закрыв рундук, дядя Костя стал разнимать их, а по трапу уже спускались встревоженные матросы и старпом. Саша, весь дрожа от бившей его лихорадки, продолжал кричать:
– Сколько плаваешь! Ты должен других поддерживать, успокаивать! Бороться надо за жизнь, а ты, ты что говоришь - помирать?!
– Ладно,- хмурится, поеживаясь, кок.- Ладно, Санек… В лежку не больно повоюешь и при длинных руках… В лежку скучно жить… Тьфу!
– он сплюнул.- Ну, сорвалось, ну, виноват. Ты ложись, болен ведь.
– Отболел!-огрызнулся Саша и, повернувшись к механику,
– Хо-о!- удивился механик.- Где это ты их видел? Во Владивостоке? В магазине?
Саша присел у рундука.
– Здесь!
Механик загородил рундук ногой.
– Здесь не мои, чужие.
– Все равно!
– Тебе все равно, а мне нет. Это мне Каликанов четыре ножовочных полотна дал. Они же в «Подгорном» дороже золота… Можешь ты это понять?
Но Саша уже схватился за ручку, пытаясь открыть рундук.
– Не дам!
– рассвирепел дядя Костя.-Мне для работы нужны. На комбинате их не достанешь.
– Зачем тебе, Саша, полотна?
– вмешался наконец Петрович.
– Буду мачту ставить.,
– Куда?
– В камбузную трубу.
Петрович недоверчиво покачал головой:
– Длинновата. Я думал о ней…
– Спилим к черту!
– крикнул Саша и кивнул на рундук.- Пусть только полотна даст.
Петрович строго посмотрел на механика. Дядя Костя открыл рундук, развернул тряпицу с ножовочными полотнами, выбрал два постарее и протянул их Саше.
– Держи! За вами глаз нужен, не то все перетаскаете.
Пилили трубу поочередно Саша и Виктор. Механик неотлучно торчал при них, чтобы работали осторожно и обошлись двумя полотнами. А когда труба была опилена только одним, к тому же уцелевшим полотном, дядя Костя совсем успокоился.
Установка мачты и паруса отняла два Дня. Мачту посадили в нижнюю часть камбузной трубы и заклинили дубовыми шипами. Вместо трех оттяжек дали теперь пять - и на нос и на кожух машинного отделения. Чтобы мачта не оседала, трубу под ней забили пробками из спасательных поясов. Все было тщательно выверено - талрепы, веревочные «косички» оттяжек, тали и подсохший в кубрике парус.
Шестнадцатого января люди с радостью увидели, как заполоскался на ветру поднятый ими парус.
В тот же день старпом сделал в журнале короткую запись:
«Больше писать не могу. Пальцы одеревенели…» Он хотел было дописать: «Сегодня кончились продукты…»,- но подумал и только махнул рукой.
17
В конце января в Ялту, в адрес Лены, прибыло авиаписьмо с острова Парамушир.
Катя писала:
«Здравствуй, Леночка.
Все собираюсь написать тебе и откладываю, откладываю, потому что каждый день приносит какие-нибудь новости и вое еще повернется на хорошее. Дело в том, что неделю назад заблудился катер, на котором плавает Саша. Тут все -поставлено на ноги, моряки не оставляют друг друга в беде. О беде я пишу просто к слову, никакой беды еще нет и не будет.
Саша, наверное, даже доволен, что так случилось. Все-таки приключение. Саша будет даже гордиться этим, а вот к ним на катер поступил один парень, татарин, ему,
Я довольна работой. Мы с радистом Аполлинарием дежурим по очереди, принимаем радиограммы с кораблей и с Большой земли и раньше всех знаем новости. Очень жалко, что ты не со мной, Леночка, тебе бы здесь понравилось, так как ты не боишься трудностей и работы. Подрастет Лиза, ты непременно должна приехать сюда,- Саша все равно будет дальневосточным капитаном. Да, чуть не забыла. Он забегал ко мне первого декабря, показывал карточку Лизочки и сказал, что Рапохина обещал отпустить его на месяц во Владивосток, он хочет поговорить с матерью. Ты везучая, Лен›ка, хоть я тебе не завидую, потому что, наверное, полюбить Сашу я не могла бы, но хотела бы иметь такого брата.
Я еще не решила, останусь ли здесь совсем, но если бы была не одна, осталась бы, даже не раздумывая. Вот и моя тебе исповедь, но я, конечно, останусь одна, потому что все только бегают ко мне советоваться, а я старею и, наверное, становлюсь очень неинтересной…»
Затем часть письма, написанная карандашом:
«Не отослала письмо потому, что хочу сразу обрадовать тебя и послать его вместе с письмом Саши. Уже прошло много времени, и их должны найти со дня на день. Вообще я еще не встречала ни одного человека («здешнего!»- приписала Катя над строкой), который сомневался бы в том, что их спасут!
Я за эти недели лучше узнала Рапохина (наш директор) и считаю, что у него заслуженный авторитет. Помнишь у нас в главке инженера Якименко с пороховыми пятнами на лбу и на щеке? У Рапохина все лицо такое, и вдобавок он еще худой, резкий, сначала даже робеешь немного. Он делает все для спасения катера, даже сам ходил на траулере в океан.
У него год назад погибла на острове семья, поэтому он грустный, наверное, все время думает о них. На девушек не смотрит, хотя умный и понимает нас. Он как-то сказал: «Эх, девахи, девахи, носит вас по свету!», а я ответила, что нам нельзя иначе, что это закон жизни. В общем, ответила вполне научно-.. Это по моей специальности.
На днях он заболел и я ухаживала за ним: печку топила, подмела в квартире. И разговор у нас -был большой. Рапохин сказал, что как только найдут катер, он попросит в главке сократить для Саши плавценз, чтобы Саша сразу мог поступить на учебно-курсовой комбинат во Владивостоке с сохранением зарплаты.
Теперь хоть и зима, но штормы бывают не так часто, как в прошлые годы. Радист Аполлинарий знает это точно, он алеут и всю жизнь прожил на Тихом океане. Так что мы не теряем надежды. И ты не теряй.