Тревожные облака. Пропали без вести
Шрифт:
Новый год будем встречать вместе с командой катера. Верю в это!»
Затем кривые строчки на листке из блокнота:
«Бедная моя Леночка! Что я тебе могу написать хорошего? Много у меня слов к тебе, а радости они не принесут. Но ты должна взять себя в руки, у тебя есть Лизочка. Хотела поздравить тебя с Новым годом, но вчера нас жизнь так поздравила, что я тебе не могу написать ничего хорошего. Сообщили нам решение комиссии по поискам катера - поиски прекратить, катер считать не погибшим, а пропавшим без вести.
Ой, Ленка, верила я до сих пор
Бедные мы, бедные, Леночка! Вот и я -полюбила человека, уже твердо знаю, что полюбила, и он живет рядом и не видит моей любви, а я никогда не скажу ему о ней. Умру, а не скажу, хоть его и считают некрасивым и он старше меня.
Я еще подожду, Леночка, соберусь с мыслями и напишу тебе, а шока посылаю немного денег и почтовый адрес Саши, вернее его матери,- может быть, ты теперь захочешь написать ей. За деньги не сердись, если хочешь, считай, что я одолжила их тебе, но только не упрекай и не благодари меня, я этого не заслужила.
Крепко обнимаю тебя, Ленок, соберись с силами и переживи это. Надо пережить.
Твоя Катя.
2 января 1954 года»
18
Уже никто не мог взбежать по шести ступенькам трапа. Если бы два месяца назад кто-нибудь сказал Виктору, что он будет с таким трудом передвигать ноги, чтобы выбраться на палубу, я бы рассмеялся в ответ.
Раньше катер был для молодого матроса тесным маленьким мир-ком: раскинь руки - обнимешь. Рывок - и ты пробкой вылетаешь из кубрика на палубу. Р-раз!
– и съезжаешь на руках обратно. Таким же манером можно попасть в машинное отделение к дяде Косте. Пятнадцать шагов, отделяющих корму от брашпиля, можно пройти с закрытыми глазами.
Теперь не то. Кому придет в .голову за здорово живешь проделать утомительный путь от кормы к носу? Машинный отсек - холодный, мертвый мир, его люк накрепко прихлопнут до отказа завинчены ржавеющие барашки люка. Кажется, что даже кубрик и рубка чертовски далеки друг от друга. Между ними - шесть ступенек, шесть крутых ступенек трапа. Почти отвесный подъем, отнимающий остаток сил. Нет, без особой нужды не полезешь наверх.
Час назад Виктор принял ночную вахту. Они уже пятьдесят дней в океане, но пока ему назначают двухчасовые вахты и только в тихую погоду. Иногда он стоит один, а иной раз - в паре с Равилем. Неторопливо перекладывая штурвал, Виктор думает о том, что, будь у него побольше сил, он бы теперь и в шторм справился с катером. Конечно, ему далеко до старпома, да и Саша опытнее его. Но в будущую навигацию ему определенно дадут самостоятельно вести катер в любую погоду. Он слыхал, как Петрович сказал Саше: «Витя становится дельным матросом!..»
Внешне Виктор изменился меньше других. Худобу скрывает ватник, стеганые брюки, сапоги, а лицо как было светлым, открытым, так и осталось - ни бороды, ни усов на нем не прибавилось. Только волосы отросли, ложатся на уши, топорщатся на затылке.
Со вчерашнего вечера они снова попали в теплынь. Покосившись на Петровича, Саша сказал, что это одно из разветвлений теплого течения Куро-Сио, а Виктор с горькой улыбкой пообещал выкупаться - будь что будет…
Ночь ясная, звездная, тихая. Черно-зеленый океан разделен, как пробором, лунной дорожкой. У катера появилась редкая за последние недели спутница - тень.
Через три дня-двадцать четвертого января - Виктору исполнится девятнадцать. В жарко натопленных комнатах родительского дома будет весело - ведь это и день рождения сестры Аллы: они близнецы. Соберется много парней и девчат. Виктору тоже поставят рюмку, нальют ее доверху домашней сливянкой и будут дружно ругать его, что не пишет. Он мысленно окидывает взглядом праздничный стол, и сильная резь пронзает отощавший желудок. Виктор оплевывает через зубы.
Взгляд Виктора убегает далеко по тусклому чекану лунной дорожки и натыкается на что-то темное, с голубовато-белой полосой вверху.
Неужели земля?!
Он гонит от себя эту мысль. Скорее всего - мираж, обман зрения. Такое уже случалось и с ним и с другими членами команды. Вот уже четыре дня, как во рту у них не было ничего, кроме кружки кипятка. Прополощут внутренности - и только. Виктор попробовал есть фальшфейер. Показалось сладко - ведь там селитра. Но сразу стошнило. Вчера старпом колдовал над солидолом, долго кипятил его в кружке, выпаривая, потом бросил все и ушел на вахту. Наверное, и солидол не годится.
Виктор отваживается еще раз взглянуть туда, где ему почудилась земля. Что за черт! Там по-прежнему какой-то сгусток темноты с неровно положенным поверху светлым, фосфоресцирующим мазком. Виктор пробует на глаз определить расстояние. Конечно, это мираж, говорит он себе, никакой земли нет и в помине, ну, а сколько все-таки миль до этого… миража?.. Семь, восемь?
А что, если отвернуться, десять раз повторить вслух курс катера, склонение компаса, имена всех членов команды, а потом снова взглянуть?
Но и в третий раз Виктор видит землю, даже чуть яснее и отчетливее, чем прежде.
Надо разбудить товарищей, нельзя полагаться только на себя.
Виктор оставляет штурвал и зовет старпома.. Можно поручиться, что Петрович не спит, в последнее время ему редко удается уснуть.
Старпом часто моргает, топчется в нерешительности на носу, трет покрасневшие веки.
Нет, он не видит никакой земли…
– Сашу буди,-говорит старпом.- И бинокль прихвати.
Виктор идет в кубрик, и та палубу торопливо, тяжело дыша, как после бега, выбирается Саша. Он приглядывается и, не колеблясь, говорит: