ТРИ БРАТА
Шрифт:
Гдалья глаз не мог оторвать от своей кобылы. Он настолько был поглощен ею, что даже не заметил лошадей Танхума. Это задело молодого хозяина.
«Подумаешь, тоже мне лошадь… – успокаивал он себя. – Копыта моих лошадей больше стоят,- чем его захудалая кобылка».
Наконец Гдалья пришел в себя и тут только увидел лошадей Танхума.
– Это твои? – спросил он. – В приданое получил? Да, лошади что надо! Теперь ты, Танхум, на коне! Кто может с тобой сравниться? Богатеем станешь…
– Что ты, что ты! – словно оправдываясь, говорил Танхум, – хотя эти слова были ему по душе. – А с кем ты собираешься пахать? – как бы невзначай спросил он Гдалыо.
– Я всегда пашу с Михелем Махлиным.
– А еще с кем?
– С кем придется.
– Четырех лошадей впрягаете в плуг?
– Это смотря какие лошади. Если замученные клячи, то и шестеро не потянут.
– Плуг у Михеля есть?
– Еще какой! Новенький.
– Да ведь лошадь его едва волочит ноги! Не так ли? У него, кажется, мерин?
– Лошадь, правда, у него неказистая, но шустрая.
– Если так, давай втроем пахать. Только не тяни. Сегодня же начинать надо. Сам видишь, все уже пашут. Поди, ни одного хозяина не осталось в Садаеве, все договорились, кому с кем пахать, и давно выехали в степь. Садись, Гдалья, на свою кобылу и скачи к Михелю. Только скорее! Сегодня же надо начать. Нельзя терять ни одного часа, Когда приедете, договоримся, что и как.
– Так ты, значит, предлагаешь пахать вместе? – подумав, спросил Гдалья. – А где ты пахать будешь? На чьей же земле?
– Что значит – на чьей? – Он хотел ответить «на нашей», но, спохватившись, указал пальцем на отцовский участок: – На прошлогодней толоке.
– На толоке земля твердая как камень. А твой отец случайно не сдал ее в аренду Юделю?
– Нет, я сам ее вспашу.
– Ну хорошо, я поеду к Михелю. А ты здесь останешься или вернешься домой?
– Я вас здесь подожду. Зачем зря гнать лошадей? Я пока хорошенько осмотрю толоку.
Гдалья уехал.
Оставшись в степи, Танхум расхаживал по своему полю, ковырял носком сапога землю, желая выяснить, насколько здесь сохранилась влага. Вымерив шагами толоку вдоль и поперек, он отправился к близлежащей балке, где находились две десятины еще не сданной в аренду отцовской земли. Только тут Танхум вспомнил, что где-то здесь недалеко, возможно, пашет и Рахмиэл, а ему бы не хотелось, чтобы до поры до времени кто-нибудь из близких узнал, что он намерен взять в свои руки отцовскую землю. И все же это его не остановило: не торопясь, он измерил шагами и эти десятины, осмотрев каждую лощинку, каждый бугорок. Затем проселочной дорогой он вернулся на толоку и стал выпрягать лошадей. В эту минуту приехали верхом на своих лошадях Гдалья Рейчук и Михель Махлин, волоча за собой плуг.
– Так вместе, значит, пахать будем? – соскочив со своего коня, обратился Михель к Танхуму и по-хозяйски начал разглядывать его лошадей. – Хорошие кони, ничего не скажешь! Твои, что ли? На таких лошадях можно пахать… Наши тоже не отстанут. Правда, они не так в теле, как твои, но тянут здорово.
– А они не пристанут? – с иронической усмешкой спросил Танхум, желая отомстить Михелю за то, что он так скромно отозвался о его лошадях. – Кнут у меня жесткий, что надо.
Запрягая лошадей в плуг, компаньоны договорились, кому сколько земли вспахать. Танхум взял в руки вожжи, свернул на межу и велел Михелю опустить лемех.
Лошади стремительно потянули плуг, и он сверкающими лемехами врезался в почву, поднимая борозду за бороздой.
– Гей, вороной! – подгонял своего коня Михель. – Смотри же, ну посмотри же, как она тянет!
– А моя хуже, что ли, тянет? – обиделся Гдалья за свою кобылу. – Весь плуг тащит одна.
– А почему ты думаешь, что твоя? Моя лошадь разве отстает?
– Гей, детки, но-о-о! – подхлестывал Танхум лошадей Гдальи и Михеля, чтобы показать компаньонам, что их кони плетутся в хвосте, а его перенапрягаются. – Но, детки, не отставать!
Несколько раз они обошли кругом всю толоку, вспахав широкую полосу, обрамляя клин каймой свежевспаханной земли. Неожиданно откуда-то появился на двуколке Юдель Пейтрах. Он соскочил у самой дороги, неподалеку от того места, где заворачивал плуг, и остановился в недоумении. Заметив среди пахарей Танхума, он возмутился и со злой иронией спросил:
– В хозяева метишь? В богатеи?
Танхум промолчал, а в душе Юделя росло озлобление. Он чувствовал, что Танхум может стать ему поперек дороги и забрать в свои руки весь надел Бера Донды.
– Земля, на которой ты пашешь, – моя, мне ее сдал в аренду твой отец, – с раздражением сказал он Танхуму.
– Эта земля не ваша. Я пашу на земле моего отца. Она пока наша.
Ответ Танхума еще больше обозлил Юделя.
– Пока еще хозяин этой земли отец, а не ты! – крикнул он. – Ишь, голоштанник! Земли ему захотелось! Я тебе покажу землю!
Юдель отъехал немного и оглянулся. Он не на шутку стал опасаться, как бы этот хваткий парень на самом деле не захватил весь отцовский надел.
«Податей не платят, а землей хотят распоряжаться… хозяева! – сердито ворчал про себя Юдель. – Но я им покажу! Переговорю с шульцем, чтобы он пустил их землю с торгов за недоимки – черта с два они увидят тогда свой надел. Надо только поторопиться, пока этот прохвост не встанет на ноги и сам не выторгует землю».
Юдель стегнул лошадь и повернул на дорогу.
Больно было Боруху Зюзину смотреть на страдания своей дочери. Гинда и впрямь долго не могла прийти в себя после того, как Танхум так коварно с ней обошелся. Борух готов был голову проломить Танхуму, обидчику его ненаглядной Гинды.
– Я сделаю из этого выродка окрошку, – кипятился он, – за каждую слезу моей дочери я выпущу из его жил ручьи крови.
Гинда умоляла отца не трогать Танхума:
– Люди подумают, что я до сих пор без ума от него. А меня, поверь, совсем не трогает эта история. Подумаешь, сокровище какое!
Выслушав дочку, Борух на время успокаивался, но потом опять начинал кипятиться и угрожать:
– Я молчать не буду. Он меня еще не раз вспомнит. Лучше бы ему было ноги себе переломать, чем переступить порог моего дома!