Три доллара и шесть нулей
Шрифт:
– Я что-то не поняла, – с подозрением промолвила она, потрогав Струге за рукав. – Это была шутка? Какой же это сербский флаг? Красная, синяя и белая полосы на своих местах...
– Да, – ответил Струге. – Только вверх ногами. А это и есть сербский флаг.
Глава 6
Утром следующего дня Игорю Матвеевичу Лукину, председателю Терновского областного суда, позвонил председатель квалификационной коллегии судей и сообщил, что поступили документы из Центрального суда на представление судье Струге очередного, третьего классного чина.
– Что будем делать? – поинтересовался глава квалификационной коллегии.
Лукин ответил:
– Вы коллегия, вы и думайте.
Повесил трубку и задумался.
Противоборство между ним и Струге достигало своего апогея. Собственно, противоборством это можно было назвать с большой натяжкой. Лукин мог раздавить судью в один момент, проблема заключалась лишь в том, что он не знал, как правильно это сделать. На памяти Игоря Матвеевича это был первый случай,
Вроде бы все складывалось в пользу Игоря Матвеевича: образ жизни Струге был таков, что разыскать в его действиях если не состав преступлений, то поступки, умаляющие судебную власть, при всем желании было можно. В Терновской области не было судьи, который с таким завидным упорством прямо или косвенно участвовал во всех значимых событиях города. При этом речь идет не только о симпозиумах ученых аналитиков или спортивных состязаниях, но и о самом настоящем, замшелом криминале. Казалось, что может быть для Лукина проще, чем рассмотреть в этой мешанине противоправные поступки того, кто не должен ввязываться в подобные события ни при каких обстоятельствах?
– Если бы... – пробормотал Лукин, разминая пальцами мочку уха.
Действительно, «если бы». В финале всех событий оказывалось, что судью Струге нужно не казнить, а воспевать. А уж премировать – точно. По всему выходило, что этот неугомонный тип по фамилии Струге во всех смычках криминала с законопослушным меньшинством города всегда выступает на стороне последних. Заступается, так сказать, за слабых и немощных.
Прокручивая в голове разговор с председателем квалификационной коллегии, Лукин размышлял о том, что классный чин Струге, по всей видимости, присвоить придется. Председатель квалификационной коллегии звонит председателю суда и сообщает, что Николаев выслал в адрес коллегии документы на присвоение классного чина своему судье! Нонсенс! Полный абсурд, начиная со второй части фразы! Когда предложение звучит как «председатель квалификационной коллегии звонит председателю суда и сообщает...», оно имеет право на законное существование. Едва председателю сообщается о том, что в коллегию пришли документы, и глава квалификационной коллегии спрашивает на сей счет мнение, оно обречено на провал в подземелье закона. Туда, где царит беззаконие. Лукин, как и всякий председатель областного суда, не имеет никакого отношения ни к организационно-штатной структуре ККС, ни к ее деятельности. Но только не в Терновском областном суде. Это, наверное, единственный суд в стране, где царит «кумовщина» и диктатура единовластного правителя. Всем было очень хорошо известно о том, что ни одно решение ККС, чего бы оно ни касалось – утверждения кандидатуры на должность судьи, заслушивания, присвоения классных чинов, – не проходит мимо внимания Игоря Матвеевича Лукина. Он делал купюры, давал советы, приравнивающиеся к указаниям, – словом, выполнял то, полномочиями на что наделяется руководитель структуры. Этой структурой была, есть и остается в Терновском судейском сообществе квалификационная коллегия судей. Независимый орган, созданный для наиболее справедливого вынесения решений в отношении судей. Независимый орган... Скорее – просто орган. Орган Игоря Матвеевича. Один из тех многих органов Игоря Матвеевича, которые по определению никак не могли ему подчиняться, как то – Совет судей, Судебный департамент. Судейское сообщество Терновской области представляло собой обезличенный организм безмозглого великана, в котором автономно существовал и управлял этим телом по своему усмотрению мозг маленького, тщедушного человека по фамилии Лукин. Невозможно утверждать, что таких, как Струге, среди судей было мало, их было достаточное количество, просто сложилось так, что именно Антон стал постоянным объектом внимания Лукина. Этому повышенному вниманию способствовало поведение Струге, его непримиренческий характер и откровенно вызывающие поступки в тот момент, когда нужно было, по всеобщему представлению, держать хвост под брюхом. Проблема же для Лукина при разборе таких поступков заключалась в том, что ни один из них не попадал под санкции Кодекса чести судьи в той части, где упоминается устойчивое, привычное для многих судей словосочетание «умаление судебной власти». Все, что делал Струге в зале судебных заседаний и вне его, если не восхищало, то вызывало уважение не только в коллективе, но и вне его.
Вот это и была та проблема, над которой размышлял, теребя мочку уха, Лукин. Классный чин можно задержать, но не присвоить невозможно. Для последнего нужны основания, которых у Игоря Матвеевича опять не было. Почувствовав, что ухо раскалилось, Лукин оставил его в покое и снял трубку.
Месяц назад в областном суде рассматривалось уголовное дело по факту причинения смерти случайному прохожему одним из сотрудников частного детективного предприятия Тернова. Агентство «Агата» приняло на работу сомнительное лицо, а отдел лицензионно-разрешительной работы ГУВД совершил непростительную ошибку, вручив ему удостоверение, лицензию и пистолет Макарова. Стрельба началась почти сразу, едва тайный агент вышел на тропу частного сыска. Бывший командир взвода в Чечне, уволенный за недисциплинированность, граничащую
Уже через пять минут после звонка ему директор «Агаты» мчался на своей самшитовой «девятке» к областному суду. А через полчаса спускался вниз. Если нужно последить за судьей, находящимся в отпуске, и эта просьба исходит не от кого-то, а от самого председателя областного суда, уже продемонстрировавшего свои симпатии, то почему такую просьбу не исполнить? Понятно, что за подобные «оперативные мероприятия», прямо противоречащие закону, менты могут оторвать все, что выступает за очертания тела, однако станут ли они это делать, если инициатором этой работы является сам Лукин?
Итак, задача номер один – установить и зафиксировать документально все, что, по мнению директора детективного агентства, может являться в поступках судьи Струге незаконным, сомнительным и остальным, что впоследствии давало бы основания трактовать эти поступки двояко.
Задача номер два – осторожность, осторожность и еще раз осторожность.
– У этого парня глаза не только на затылке, – внушал директору Лукин. – Опасность он чувствует кожей. Если ваш человек попадется ему в поле зрения, будьте уверены в том, что он обязательно заговорит... – Положив руку на живот, он поморщился: – Что ты будешь делать с этой язвой... Врачи запрещают, а жить не могу без лимонов.
– Мои люди – профессионалы, – мягко отрезал директор. – Они умеют держать... – Он хотел сказать – «теплую воду в заднице», однако вовремя спохватился и исправился: – Язык за зубами. Не волнуйтесь.
– Вы меня не поняли. – Лукин склонился над столом, и директору показалось, что при язве таких нырков ни один больной делать не решится. – Я не за себя волнуюсь, а за вас. Если ваш человек попадет в поле зрения Струге, то он обязательно заговорит. Заговорит, потому что Антон Павлович из тех людей, которые умеют развязывать язык. Поэтому будет лучше, если вы отправите на задание немого, не умеющего написать фамилию того, кто его послал, и не могущего показать дорогу, по которой он пришел. У вас есть такие люди?
– Нет, – сознался директор.
– Советую найти.
Ломая голову над тем, кто бы из его сотрудников мог подойти под описание Лукина, директор агентства спустился с крыльца суда и приблизился к «девятке». К тому моменту, как он включил зажигание, кандидатура была подобрана.
В тот момент, когда директор еще ехал в суд, ломая голову над тем, зачем он понадобился председателю, в одном из брошенных цехов разваленного демократией завода металлических конструкций происходили странные события. У ворот цеха стояли две никак не вписывающиеся в общий пейзаж автомашины, и за рулем одной из них, серебристого «Мерседеса», откровенно скучал водитель. Второго водителя не было видно, и причина этого легко объяснялась: он и еще четверо людей, пассажиров этих машин, находились внутри этого кирпичного здания с покосившимися воротами. Ворота висели так, как их оставили пять лет назад – разбросанные в стороны, они напоминали орла с повисшими крыльями. Сквозь просветы щелей пробивалась трава, асфальтовая дорожка, обозначающая вход в строение, была замусорена, в воздухе витал дикий крик... Если бы не «Мерседес» с гранатовым «Ланд Крузером», замершие у входа, могло бы показаться, что это звучит вопль призрака завода, не могущего обрести покой среди заводской разрухи.
Но в цехе находились не фантомы, а люди. Они были живы и здоровы, кроме одного. Он был еще жив, но уже очень нездоров. Примотанный к токарному станку кусками алюминиевой проволоки, он кричал так, что даже у эха не хватало сил повторить его вопль.
Старший из тех, кто привез продукт обработки в цех, послал одного из своих людей на поиски какого-нибудь инструмента, который подошел бы к диаметру барабана станка, а сам стал с любопытством рассматривать жертву.
Что заставляет этого, формально уже почти мертвого, человека так упорствовать? Он лишь орет как волк, которому капкан перебил лапу. Пять минут назад руку этого молчаливого партизана положили на станину станка, и Хан, самый безбашенный из команды Седого, дважды ударил трубой по кисти молчуна. Седой, когда услышал этот вопль, сразу подумал о том, что нужно было сделать это еще за городом и не тратить время на то, чтобы везти его сюда и пугать молчаливой тишиной пропахшего ржавчиной завода. Однако вопль сменился на стон и опять... Опять это молчание, только теперь уже сопровождаемое конвульсивными подергиваниями руки и всхлипами. Тогда Седой понял, что поездка на завод оказалась не напрасной. Хан сумел быстро починить станок, и молчун был привязан грудью к огромному барабану.