Три доллара и шесть нулей
Шрифт:
– Да, – мотнул головой Пащенко. – Струге, давай подумаем, чего бы нам из нашего барахла спалить, чтобы так слегка расцвести?
За разговором пролетело еще два часа. Кто на ком женат, сколько лет осталось до пенсии и планы на будущее... Вспомнились и старые дворовые клички. Бизнесмен Хорошев трансформировался в Сойку, Пащенко в Бисквит (так его звали за удивительную способность нравиться всем одноклассникам одновременно), а Струге – в Трамвай (за умение продираться сквозь защиту противной футбольной команды). Память возвращала в начало восьмидесятых без особого труда, и отдельные яркие эпизоды превращались в целые темы. Темы для разговора людей, не видевшихся много лет. Выслушав истории жизни бывших друзей, Сойка-Хорошев открыл секрет своей вечной молодости и благополучия. Именно работа директором одного из филиалов столичной фирмы по продаже компьютерных технологий дает возможность Валентину Матвеевичу ездить на «Порше» девяносто девятого года выпуска, жить в свободном от городского смога Кольцове, в двухэтажной вилле с охраной, и одеваться по каталогам «Отто».
– Собственно, можно было ездить в саму Германию, но не позволяет время, – объяснил он. – Ребятам указываю на модели, через неделю они в Тернове. Выгодно, хоть и дороговато.
– Да... – протянул Пащенко. – С такими проблемами, как у тебя, Валя, постареть придется не скоро. Это тот делавар тебя так раскрутил?
– Не совсем. Он дал денег, не понимая, на что дает. А я уехал в Москву, вышел на нужных людей, вошел в доверие, и вот – я здесь. Полтора года проработал в столице, стажировки всякие, обучение... Месяц в Германии за казенный счет, месяц во Франции. Голова на месте, потому и поверили. Должна же быть на свете справедливость?! Двадцать лет в сапогах...
Не желая привлекать к своей персоне большего внимания, чем это требовалось, Хорошев переключился на будни Пащенко и Струге.
– Работаем, как все, – ответил за обоих Вадим. – Если о всех делах, что через руки проходят, рассказывать, водки не хватит. Антошка одним занимается, я другим... А что в городе происходит... Что, Валя, может происходить в городе, который давно забыт богом, правительством и бюджетной политикой? Криминал. Изнасилования, убийства, грабежи и мошенничества. Основа жизнеобеспечения основной части терновцев.
– Отстал, – сознался Хорошев. – Потому что далек я от всего этого. Последнее, с чем столкнуться пришлось лично, так это в восемьдесят пятом, кажется, поляка какого-то обобрали и по голове стукнули. Это помню. И то только потому, что этого пана курсант из алма-атинского погранучилища приголубил. Потом всех курсантов, что были в Тернове в отпуске, таскали в комендатуру и отрабатывали на причастность. Девку они, что ли, не поделили...
– Эка ты хватил! Восемьдесят пятый... Два дня назад немца в «Альбатросе» пристрелили. Ищи, Пащенко... Напрягай своих следователей.
– Немца? – нахмурился Хорошев. – В «Альбатросе»? Зачем?
– Сожалею, что положительно ответить могу лишь на первые два вопроса. То есть на самые бестолковые. Да, убили немца. И – да, в «Альбатросе». Если бы я знал ответ на твой последний вопрос, иначе говоря – «Кому это нужно?», я бы не страдал так, как страдаю сейчас. Струге, подтверди, что я страдаю.
– Истина, – качнул головой Антон. – С ума сходит. Знать бы, Валя, зачем ему пулю в лоб пустили, через недельку можно было бы и с убийцей потолковать. А так, где его, убивца, искать? В Тернове? Иди, поищи...
– Как я понял, это тупиковое дело? – Хорошев вздохнул. – Жаль, что ничем не могу помочь. Однако, ребята, если что-то будет нужно, я полностью к вашим услугам. Это не пьяная бравада. То, что есть у меня, наверняка может понадобиться и вам. Вы только обо мне не забывайте опять на двадцать лет...
Антон положил ладонь на плечо старого знакомого.
– Обязательно обратимся, Валя, если ты остался таким, каким мы тебя помним. Со здоровьем-то как? В футбол в состоянии играть?
– Запросто! – рассмеялся отставной офицер. – Спину, правда, лиходеи-албанцы прострелили, я в госпитале из-за этого почти месяц провалялся. Слава богу, ранение сквозное, ни кости, ни органы не задеты. Пуля прошла, как раскаленная спица сквозь масло. Сейчас на спине две дырки, как от очереди.
– Ну, тогда вопросов нет, – согласился судья. – А как с братвой отношения складываются? Не прогибаешься?
– Я свои проблемы решаю сам. – Хорошев немного набычился, и Струге догадался, что подполковник в отставке сам не прочь пощипать за мошну местных тугодумов. – По десантно-штурмовому.
Настроение Антона слегка подсело. Кем бы ни был его старый приятель, неизвестно, какие формы обрело его сознание за двадцать лет взрослой жизни. Эта встреча никого ни к чему не обязывает. Встретились, немного выпили, разошлись, и каждый занялся своим делом. После этого остается надеяться лишь на то, чтобы в следующий раз их жизненные пути не пересеклись в рабочем режиме, когда кому-то придется забыть о прошлой дружбе и безукоризненно выполнять служебные обязанности.
– Как думаешь, чем он занимается на самом деле? – спросил Антон, когда они выехали из дворика ресторана.
– Бандитствует, – был ответ. – Два часа стороннего разговора – и любому, кто когда-либо занимался оперативной или следственной работой, суть собеседника становится ясной до самого костного мозга. Надеюсь, никто нас здесь не видел, потому что второй раз встречаться с Валей за рюмкой чая у меня желания нет.
Не было его и у Струге.
В половине двенадцатого, когда Антон уже собирался ложиться спать, в его квартире раздался телефонный звонок. Это был, конечно, Пащенко.
– Слышал новость?
– «Спартак» – «Рубин»: три – один.
– Это уже полчаса как не новость. Есть свежая. В десять часов ребятишки проникли на территорию завода металлических конструкций, чтобы поиграть в войнушку да поразбивать стекла, которые остались неразворованными. В одном из цехов они обнаружили парня, привязанного проволокой к токарному станку. Парня пытали и просверлили насквозь в трех местах. Этот парень – старший опер из Центрального РОВД, некто Маркин. Не знаешь такого?
– Нет. – Антон дрогнул голосом и переложил трубку из одной руки в другую. – Первый раз слышу. Он, наверное, недавно устроился.
– Надо было Вальке об этом рассказать, а то мы его какими-то пошлыми байками об убийстве немца в гостинице накормили. Ладно, спокойной ночи.
Спокойной ночи... Умеет Пащенко на сон грядущий сказочкой порадовать.
Утром, когда солнце уже давно выползло из-за горизонта и проникло своими лучами в спальню, Антон понял, что он в отпуске. Это первый день в наступившем году, когда можно проснуться в будний день и не торопиться в душ, на ходу поглядывая на часы. День, обещающий покой и негу. Осторожно, чтобы не сбить подушку, Антон повернул голову и посмотрел на жену. В своем безмятежном забытье Саша была прекрасна. Жаль только, что для любования спящей женой Антону выделено так мало времени. Завтрак готовит всегда она, но заставлять ее заниматься этим сейчас, когда он абсолютно свободен, было бы пижонством. Поэтому сейчас нужно будет вставать и направляться на кухню. Но еще секунду он все-таки на нее посмотрит, время есть, и Саша на работу не опаздывает...