Три доллара и шесть нулей
Шрифт:
Струге признался, что думал в то утро о том же. Едва от них в сторону рябого и его товарища отошла бы информация о том, что судья и прокурор затронули тему убийства в гостинице человека, как у тех тут же появилась бы блестящая возможность зацепить обоих на «сливе» оперативной информации криминальным структурам. Читай – государственной тайны, ибо сведения следственного характера имеют статус именно государственной тайны. Собственно, никакого «слива» не было и быть не могло, однако слова рябого о «соусе, под которым можно подать съемку в ресторане», Струге помнил. Он до сих пор не придавал значения тому, что тема убийства Бауэра была единственной, которой интересовался Хорошев. Потом, когда ему стало известно о полной «темноте» в перспективах расследования убийства, он
Пащенко был прав. Бауэр заинтересовался флагом, потому что все стяги бывшей Югославии знал наизусть, а Хорошев интересовался Бауэром, потому что тот был на Балканах.
– А тебе не кажется, что дороги Валентина и Франка пересеклись в том самом девяносто девятом? Тогда, когда наши вошли в приштинский аэропорт и там надолго задержались? – Вадим смотрел на Струге, бегая по его лицу глазами. – Дружище, а ведь Бауэр-то за картинкой приехал...
Глава 5
Николай Иванович Полетаев находился в состоянии, близком к отчаянию. Его «контакт» подсказал, что со дня на день поступит звонок и ему сообщат место, время и имя человека, прибывшего в Тернов за «Ныряльщиком» Гойи. Время шло, а человек не появлялся. Сейчас он благодарил себя за то, что оставил для «контакта» номер не домашнего телефона, а сотового. Что теперь происходило в доме на окраине города, оставалось только догадываться. Сейчас его, конечно, разыскивает милиция, прокуратура, кто там еще?.. Потом можно будет сослаться на страх, на желание уберечь себя и этим объяснить свое странное отсутствие в тот момент, когда его дом был разорен посредством вооруженного нападения. Но это должно случиться потом, когда «Ныряльщик» будет передан курьеру, а счет Николая Ивановича потяжелеет на несколько миллионов долларов.
Если ревнивые до службы менты успеют добраться до Полетаева раньше, погибнет все дело. Задержат кого-то из банды этого Хорошева, тот даст показания относительно причины, которая подвигла отставного подполковника совершить налет, и тогда все пропало. Первый вопрос, который будет задан Николаю Ивановичу, когда он будет допрашиваться в качестве потерпевшего: «Где Гойя, гнида?» Стоило ли ради такого конца так рисковать? Проще было прикинуться идиотом и выбросить картину Хорошеву в форточку задолго до того, как он стал спрашивать о профессионализме охранников дома. Издевался, сука...
Но где же этот курьер?!!
Уже почти сутки Полетаев сидел на даче Уса и стакан за стаканом пил вино из запасов своего помощника. Уже дважды он связывался с «контактом», и тот неизменно отвечал ему: «Не нужно волноваться. Человек уже в городе. Когда подойдет срок, я дам вам знать о времени и месте».
Волноваться Полетаев стал еще больше в девять часов вечера, когда в местных криминальных новостях прыщавый журналист рассказал об убийстве в гостинице «Альбатрос», случившемся несколько дней назад, какого-то приезжего немца. Некоего Франка Бауэра, приехавшего в Тернов заключать контракт с местными бизнесменами на открытие в городе сети закусочных. Услышав о таком казусе, Николай Иванович грязно выматерился и окончательно потерял терпение. Сорвав рубку, он набрал номер телефона своего человека в третий раз.
– Держите себя в руках, Полетаев!! – По голосу абонента чувствовалось, что Николай Иванович своими конвульсиями вывел из состояния равновесия даже его. – Я что, не слежу за событиями в городе?! Если бы этот баварец имел отношение к нашему делу, вы бы уже давно были поставлены об этом в известность!
Это сообщение успокоить Полетаева не могло. Старый мошенник, он давно перестал верить людям на слово. Единственное, чему он доверял, были денежные знаки и собственный ум. Последний ему сейчас подсказывал, что блестящим его положение назвать было нельзя. На самый крайний случай у него была подстраховка в лице директора банка, где он хранил картину. Орехов Виктор Игнатьевич начинал вместе с Полетаевым с выворачивания карманов отпускников и нефтяников в одесских ресторанах. Потом их пути
Если это произойдет и Полетаева привезут под конвоем в банк, он скажет, что допуск в хранилище ему нужно получить только у директора, потому что в противном случае это вызовет у него подозрение и он, в свою очередь, вызовет милицию. Рисковать никто не станет – кто знает, какие наработки в отношениях существуют между Полетаевым и директором? – и его доставят пред очи Виктора Игнатьевича. И в этом случае Полетаев обратится к Орехову: «Здравствуйте, Петр Константинович! Мне бы в хранилище попасть». Тот улыбнется и немедленно даст команду впустить Пролета в святая святых. Пока Николай Иванович будет сидеть в подвале банка на стуле и вытирать платком пот, Виктор Игнатьевич вызовет милицию. Что грозит в этом случае Полетаеву? Только конфискация «Ныряльщика». Зато будет дарована жизнь. Если же Полетаев явится в банк по собственной инициативе, он назовет Орехова его правильным именем.
Проколов быть не могло, потому что игра в имена продолжалась еще с далеких семидесятых, когда Коля Пролет и Витя Орех разводили лохов в кабаках Одессы. Витя сидел дома, а Коля, разместившись за одним из столиков, дожидался, пока публика вокруг дойдет до кондиции. После того как это происходило, Коля подсаживался, входил в разговор и затевал пари. Он убеждал всех, что его друг может по телефону, находясь дома, отгадать карту, которую в ресторане выберет один из них. Коле на слово, конечно, не верили и тут же соглашались на спор. Ставки иногда доходили до пятисот рублей – нефтяной промысел давал для его служащих неплохие доходы. На столе появлялась колода, и один из лохов, тщательно выбрав карту, выкладывал ее на стол крапом вниз, лицом вверх. Коля тут же просил официанта, который был в курсе всех полетаевских телепатических манипуляций, подтянуть к столу телефон, и начиналось то, что длилось вплоть до восьмидесятого года, пока Витю и Колю не «приземлили» одесские инспекторы УГРО.
– Павел Николаевич, мы тут с друзьями поспорили, – говорил Коля в трубку. – Они утверждают, что вы ни за что не отгадаете карту, которую они вытащили из колоды, а я настаиваю, что отгадаете. Вы уж меня не подведите, Павел Николаевич, потому что я на пятьсот рублей поспорил...
Пролет передавал трубку спорщику, после чего тот выслушивал недовольство Орехова по поводу того, что «Колька опять заключает эти дурацкие пари». Говорил, что это в последний раз, и только потому, чтобы не оставлять своего друга без пятисот рублей.
– Дама треф, – говорил, давя смех, Орехов. – Но скажите ему, чтобы он больше не затевал этих дурацких споров!
У оппонента Пролета отваливалась челюсть, и он отсчитывал пять сотен. Коля раскланивался и уходил. О сверхъестественных способностях «ресторанного друга» в Одессе ходили легенды до того самого восьмидесятого года, который подвел черту под деятельностью предприимчивых картежников.
Жаль, что такое можно было делать лишь один раз за вечер. Повтор трюка означал не риск, а провал, ибо все гениальное, как известно, просто. Невероятное было совершенно очевидным, но об этом в то время не догадывался никто. В ресторан ходил именно Полетаев, как человек, обладающий лучшей, среди них двоих, памятью. Он помнил все наизусть, а вот Витя Орехов сидел дома перед телефоном, с листом бумаги, на одной половине которого было написано: «Трефы» – «Павел», «червы» – «Борис», «пики» – «Андрей»...