Три доллара и шесть нулей
Шрифт:
«В конце концов, в квартире он появился, потому что я его впустил. А зачем он к ней подошел и позвонил, станет понятно если не через пять минут, то через пятнадцать...»
Однако прошло уже более часа, а смысл прибытия Хорошева никак не мог дойти до бдительного и тонкого ума судьи. Темы разговоров появлялись неожиданно, как фантомы, и так же неожиданно, даже не успев сформироваться в законченный, отработанный материал, исчезали. Струге ждал, пока Валентин, его старый школьный товарищ, наконец-то скажет те главные слова, которые, словно фотографический проявитель, омоют их беседу, и на совершенно белом листе проявится истинный смысл визита. Главная тема Хорошева. Задача Седого, которую он сейчас всеми силами пытался выполнить. Антону Павловичу было трудно скрывать свои чувства, он знал слишком много из той части жизни Хорошева, которая, по представлению последнего, должна была оставаться загадкой если не для всех, то для Струге точно. Рассуждая о проблемах «импорта-экспорта», хоккея, футбола и международной обстановки, он старался изо всех сил, и от того беседа становилась для судьи все менее и менее приятной. Проще сказать – отвратительной. Однако нужно было терпеть, участвовать в разговоре, порой оппонировать и вовремя проявлять дружеское расположение.
За этим внешне спокойным, но внутренне невероятно напряженным диалогом двух бывших друзей, решивших скоротать время за бутылочкой, их и застала Саша.
– Познакомь меня со своей женой, – произнес Валентин, с интересом рассматривая вошедшую женщину.
И Струге представил. Ему очень хотелось сказать: «Саша, познакомься, перед тобой мой бывший корешок, двадцать лет назад выпавший из круга общения, а ныне восставший, как птица Феникс из пепла. Последнее время он занимается тем, что ищет картину Гойи, а попутно просверливает на токарных станках сотрудников ФСБ, расстреливает из оружия жилые дома, перерезает горло сотрудникам службы охраны, вставшим на его пути, и ездит на «Порше» девяносто девятого года. Бывший школьный футболист, а теперь – отставной подполковник и просто милый парень. Душка...»
– Я глупец, – произнес Хорошев, пожимая руку Саше. – Я пришел в дом женатого человека без цветов.
– Я равнодушна к цветам, – улыбнулась Александра. – Мне по душе фрукты. Об этом вы вряд ли догадывались, так что не стоит себя корить.
Улыбнулся и Антон. Саша обманывала. Она сходила с ума от цветов. Она любила розы, георгины, орхидеи и гвоздики. Магнолию, мимозу, ромашки и одуванчики. Одним словом, все, что цветет, ярко, красиво и приковывает к себе внимание. А он, идиот, приперся к ней в первый вечер с килограммом мандаринов.
– Вы хотите есть? – Совершенно нормальный вопрос для женщины, вернувшейся в дом, где двое здоровых мужиков сидят за бутылкой коньяка и высасывают из лимона все соки. – Я сейчас что-нибудь быстро смастерю.
Антон не успел ответить, как в кармане его брошенного на спинку стула пиджака зазвонил телефон.
– Валентин, не пугайтесь! – донеслось из кухни. – Это моему мужу звонит наш старый знакомый Пащенко, чтобы в очередной раз увести моего мужа из дома! Холостые мужчины жестоки и завистливы до чужого семейного уюта, поэтому если Вадим Андреевич не позвонит в течение дня несколько раз, то он не сможет спокойно спать ночью.
Хорошев натянуто рассмеялся, встал и прошелся по комнате. Казалось, сейчас его не интересует ничто, кроме маленького, раритетного томика воспоминаний Полины Виардо о Тургеневе. Совершенно неинтересная, написанная в порыве какого-то сумасшедшего порыва страсти книга представляла ценность лишь как издание с более чем столетней историей. Она не интересовала Струге, и уж кого точно не могла заинтересовать, так это бывшего десантника Хорошева. Однако в тот момент, когда Антон разговаривал с Вадимом, он с любопытством переворачивал страницу за страницей. Антон следил за зрачками бывшего товарища и, наблюдая полное отсутствие их движения по странице, убеждался в том, что Хорошев не читает. Он перелистывает страницу за страницей и упирает взгляд в одно и то же место. Он полностью состредоточен на разговоре.
– Вот это да! – вырвалось у Антона. Продолжая сжимать в руке трубку, он обратился к Седому всем телом. – Валька, у нас же сегодня открытие Турнира Четырех! Пащенко звонит, беспокоится, что нас нет у входа!
Хорошев растерянно похлопал ресницами.
– Как же так... Как я мог забыть?! Мы едем?
А как же иначе? Конечно, они едут. Струге стал напряжен вдвое больше, когда в дом вошла Саша. Ему было очень тяжело от того, что ей приходится мило беседовать с человеком, который здоровается с женщинами той же рукой, которой натягивает тела людей на токарное сверло.
– Вадик, мы выезжаем! – предупредил он в трубку. – Зайди к директору стадиона и определи три места в VIP-ложе...
Казалось, что уходу Хорошева радовался только Рольф. Он, вполне довольный, что время напряженных нервов для него минует, сидел под ногами Саши и наблюдал за каждым жестом Антона и Валентина.
– Во сколько ждать? – с нескрываемой досадой произнесла жена.
Антон рассказал какую-то чушь. Прав был Пермяков, разъясняя Мартынову ситуацию посредством приведения доступного примера с женами на пороге. Когда жена спрашивает: «Во сколько ждать?», она имеет в виду не конкретный час, а – «Когда это закончится?». Ответа на этот вопрос Струге не знал. Во всяком случае – сейчас.
Во время мимолетных сборов Хорошев успел позвонить водителю и велел быть у крыльца Струге через пять минут. Ровно столько же ушло и на прощание.
Когда вместе с Хорошевым он пересек порог квартиры, Антон почувствовал неземное облегчение. Не успел он избавиться от одного наваждения, как его тотчас посетило другое. Последняя встреча с Хорошевым из маленькой тайны стала достоянием сразу двух видеолюбителей, и где гарантия того, что сейчас, выходя из душного подъезда на этот яркий свет, он не попадет в объектив уже не как случайный участник вечера встречи школьных друзей, а как человек, к которому в гости, ничуть не смутившись, ездит убийца? И он, Струге, также ничуть не смутившись, принимает его, а потом уезжает вместе с ним на заднем сиденье машины.
«Плохо, – екнуло что-то в груди судьи. – Ой как плохо...»
– Антон, послушай, у меня к тебе одна просьба частного характера... – бросил Хорошев, едва водитель вывел машину на проспект Ломоносова.
Внутрь судьи стал заползать легкий холодок, и он понял, что сейчас прозвучит то, что никак не озвучивалось в ходе их предыдущего разговора. Вполне возможно, что осторожный Седой, почувствовав в квартире дискомфорт, решил не произносить вслух того, что являлось истинной целью его прибытия. Сейчас же, в собственной машине, за чью скромность и невзрачный внешний вид подполковнику Хорошеву можно было смело поставить «пятерку» по предмету «основы конспиративного перемещения по городу», он чувствовал себя свободно.
– Если это в моих силах, – сказал Антон.
– Ерунда! – отмахнулся Хорошев. – В городе живет тип, который задолжал мне денег, а у меня появились смутные сомнения относительно того, что он эти деньги собирается возвращать. Более того, до меня дошли слухи, что он собирается отбывать за рубеж и, как мне кажется, на постоянное место жительства. Ты не мог бы по своим каналам установить, куда этот человек убывает и когда?
«Вот что значит – начальные проблемы становления организованной преступной группировки! – пронеслось в голове Струге. – Валя шустрит в городе всего несколько месяцев, и вряд ли его команда даже числится в учетных списках УБОП! Полгода – очень малый срок, и щупальца спрута команды Седого сейчас напоминают лишь немощные отростки, не способные проникать в некоторые сферы общественной жизни. Обычная проблема в период становления преступного сообщества. И то, что сейчас пытается сделать школьный товарищ Хорошев, называется укреплением этих щупалец. Именно с заведения связей в кардинально противоположных по своему предназначению структурах и кроется мощь организованной преступности. Будь сейчас на месте Седого тот же Пастор, Гурон или Локомотив, тот, не вставая со своего кресла в кабинете, снял бы трубку, пригласил директора авиакомпании к телефону, отматерил за то, что тот долго ходит, и уже через пять минут получил бы исчерпывающую информацию о перемещениях Полетаева. Ведь именно Николаем Ивановичем интересуется Валентин, не так ли?..»