Три глотка одиночества

Царёва Наталья Алексеевна

Я проснулась окончательно – в этом не могло быть никаких сомнений.

Проснулась и думала теперь о том, чем сегодня случится заняться; вчера Сергей ничего не говорил по этому поводу.

Сергей…

Я счастливо потянулась в постели. Какое же это волшебство – жизнь, когда каждый день приносит столько чудес и открытий, столько неприкрытой, не испорченной ничем радости.

Я встала и пошла на кухню, я хотела разогреть себе завтрак.

Там было все как всегда, так, как и должно было быть, вот только…

Сергея там не было.

И в комнате, и в гостиной, и в ванной, и в туалете –

его не было нигде. Это, что ни говори, озадачивало. Странно-то как… прямо фатально. Я посмотрела в окно – «ауди», верная «серебристая птица», как мы ее порой называли, стояла у дома. Или это была не она?.. Знаков из окна было не разглядеть, а на улице Сергей свою любимицу, как правило, не оставлял. Сердце замерло в тревожном раздумье: волноваться или не стоит?

Тогда я не знала ответа на этот вопрос. Но прошли сутки, и он у меня появился.

Я нашла ключи от новенького автомобиля, права и доверенность, оформленные на мое имя, весьма приличную сумму денег и запас продуктов в двухкамерном холодильнике и разнообразных кухонных шкафчиках. (Сергей поддерживал более чем средний уровень жизни. Было бы любопытно узнать, каким способом он добывал деньги.) Кого я не нашла, так это самого Сергея. И этот немудрящий факт меня куда более чем нервировал…

Я не знала, что теперь делать. Сергей исчез. Скрылся, пропал, ушел, растворился – мне было не столь уж важным, какой из синонимов более близок истине, но мне было очень важно узнать, где он теперь и почему так со мной поступил.

В голове моей не осталось ни одной мысли, одна боль, тоска и отчаяние – огромная черная воронка в душе, затягивающая все другие эмоции.

Что нам ветер да на это ответит…

Ветер молчал. Небо тоже. Пурпурный Мир я спрашивать опасалась, у меня было сильное подозрение, что Сергей ушел именно в этом направлении.

Ушел, даже не попрощавшись. Почему-то именно эта горькая мысль задевала меня больше всего.

Почему, почему, ответь?.. Ведь я была с тобой такой ласковой, такой нежной, такой трепетной. Ничего у тебя не просившей, ничего никогда не требовавшей…

А ты ушел.

И меня оставил одну…

С кучей денег, квартирой, машиной и массой смутных воспоминаний о чем-то прекрасном, но все же ушел.

Не в меру забавная все-таки штука жизнь.

Что нам ветер да на это ответит,

Несущийся мимо да сломавший крыло!..

И упав между нами, так недолго любимых,

Разбил он объятья, как простое стекло…

***

Когда миновала третья ночь без него, я поняла, что долго так не смогу. Кинусь с девятого этажа на серый асфальт или свихнусь – впрочем, последнее мне было не внове.

Надо было что-то делать, что-то предпринимать. Обязательно. Иначе теперь было нельзя. Иначе могло случиться что-нибудь страшное, или глупое, или жестокое. Может быть, что и все вместе сразу… Многое, в общем-то, могло бы случиться.

Я вышла из дому холодным дождливым днем, когда не

было солнца, и ветер дул прямо в лицо, будто проклиная меня с моей одержимостью, но так было даже лучше, честнее и правильней. Я ни на кого не рассчитывала, ни на кого не надеялась, и душа моя была полна смертельного яда, ибо сейчас я была готова на все. Я пошла пешком, я решила: так будет правильно, я взяла с собой только плеер с десятком кассет в рюкзаке и всю безумную боль, все свое неизмеримое одиночество. Этого было и много, и мало одновременно, но этого было точно достаточно для того, чтобы одним дождливым днем отправиться на поиски самого любимого, самого сокровенного и самого дорогого…

Сергей, почему? Зачем?

Зачем эти глупые игры, если ветер бьет прямо в лицо, если все так глупо и так жестоко, если я тебя так сильно, так безнадежно люблю? Сережа, зачем это все?..

Я хотела плакать и не могла, слезы застывали в сердце колючими льдинками и не желали выбираться наружу. Даже любимые «Снайперы» в этом не помогали, а я ведь слушала их до тех пор, пока не начинала садиться у плеера очередная партия батареек – двух маленьких, железных кусочков боли. Потому что все вокруг теперь стало болью. Даже батарейки в дешевом плеере…

Но это просто рубеж, и я к нему готов,

Я отрекаюсь от своих прошлых снов,

Я забываю обо всем… Я гашу свет.

И ксерокопии тех, к кому я привык,

И с кем не надо нагружать язык,

А просто жить рядом и чувствовать, что жив.

Незабываемая скрипка, гитара, и тревожный, метущийся голос Дианы… Худо-бедно, а ведь они хоть как-то уносили душевную муть… Ту, которую я не могла выдержать.

И я шла под проливным дождем, промокая и стаптывая ботинки, капюшоном старой моей ветровки прикрывая наушники, шла по Пурпурному Миру и вспоминала слова Сергея о том, что ведь это же «только начало». Шла и свято в них верила, потому что, собственно, что мне еще оставалось?

И когда на горизонте показались стены перламутрово-белого замка, надежно защищавшие его обитателей от незваных гостей, и возносящиеся к угрюмому небу золоченые шпили тонких готических башен, я не удивилась и не испугалась. Я была искренне рада тому, что ненадежные тропы Пурпура вывели меня на почву твердого мира. И хотя на землю продолжал литься дождь, а в душе моей по-прежнему полыхал огонь боли и ненависти, в сердце появился крохотный лучик надежды. Надежды на что-то иное и что-то лучшее. Что конкретно я себе не представляла, но все-таки…

Слишком уж холодным и неласковым был этот затянувшийся дождь.

К белому замку вела мощеная булыжная дорога, подъемный мост был опущен, ворота распахнуты настежь. Навстречу мне выбежал низенький сгорбленный человечек в бархатном кафтане.

– Скорее, леди, скорей! Будет гроза!..

Чувствуя себя персонажем какого-то нелепого рыцарского романа, я вошла. Герольды протрубили трижды, а карлик бежал рядом, указывая дорогу.

– Идемте быстрее, не задерживайтесь, леди, прошу вас!