Три глотка одиночества
Шрифт:
Ведь правда же, есть у тебя такой плащ? Не говори только, что нет.
Ради всего святого, не говори…
– Бедная девочка. Совсем измучилась уже, да? Трудно жить, каждую секунду сомневаясь в собственном существовании…
Что сказать? Я поверила в тебя, мне, впрочем, надо было в кого-нибудь поверить. А ты был рядом, такой красивый, темноглазо-темноволосый, с этим алебастрово-белым лицом… В черном с серебряной нитью плаще, в высоких сапогах с рыцарскими шпорами на задниках…
Кто ты? Я не встречала тебя в своих снах,
Но ведь не просто же так я в тебя поверила.
– Это странный мир, и у нас странная судьба. Мои объяснения ничем тебе не помогут, а мои слова – лишь ненужный звон печальных колокольчиков одиночества.
– Идиотизм, – вздыхаю я.
Какие высокие слова, какие громкие фразы!.. А я готова заплакать уже от обиды и непонимания. Все ты знаешь, Сергей, все! Только по каким-то своим причинам не хочешь рассказывать мне. Не доверяешь, а, может быть, и вправду не веришь, что сумеешь понятно все объяснить…
– Не требуй от меня того, чего я не в силах тебе дать. Я хотел бы, чтобы все было иначе, но не сейчас… Может быть, позже.
Я кривлю губы в иронической усмешке. Значит, вот как. Ничего не сказав толком, удалиться в неясную даль – что ж, это достойно, не спорю.
Почему же ты так мало думаешь обо мне, доблестный рыцарь? Обо мне, маленькой девочке-шизофренике с зияющей раной в груди?
Фу ты, какая патетика… Ну да что поделать, если по-другому не получается.
Динь-динь-динь, колокольчики. Боль-боль-боль, серебристые…
У него странно мрачнеет лицо. Словно бы старше становится, а я-то думала, мы ровесники!.. Тонкие губы, горделивый профиль, жестковатый прищур сухих глаз. Как-то неуютно становится от этого незабываемого, безжалостного в чем-то лица.
В одном ты все-таки не соврал, друг, странностей в тебе до черта и больше. Впрочем, во мне наверняка тоже, так что все правильно.
– Кто ты, единственный мой друг?
Я рада его смутить. А он именно смущается, несильно и все же заметно.
– Знаешь, это не очень корректный вопрос.
– А мне плевать корректный он или нет.
У меня душа горит ярким пламенем, у меня сердце от боли разрывается, а ты не видишь. Может быть, что и не хочешь видеть, не знаю. С моей точки зрения разница кажется малозначительной. Даже более чем. Нет ее, вот и все.
– Может быть, пойдем?
И мы идем. Идем в Пурпур, решительно и спокойно, с легким налетом безнадежности – так ныряют под лед, так уходят в другую реальность. Идем туда, где темно и призрачно, где весь мир пульсирует в одном едином, ему одному до конца понятном ритме, где я слышу биение сердца моего спутника. Я слышу биение его сердца, и мы идем.
Все глубже и глубже.
Здесь странно, здесь странно и невероятно красиво, я не знаю, что это за место и место ли это, я не знаю, зачем нам приходить сюда – может быть, чтобы слушать биение
Это город. Это улица. Улица пустая, машин нет, пешеходы отсутствуют. Правильно, тут только тени их, да и те…
Отзвуки теней.
Пурпурный Мир – это эхо?
– Кто ты?
Мы идем дальше. На Сергее почему-то черный плащ, неизвестно как на нем оказавшийся – при мне он его не надевал.
– Кто мы? Так будет вернее, правда ведь, Анечка? Кто я для тебя – миф или сказка, один из героев неизвестной, но самой гениальной шекспировской пьесы или одно из эпизодических лиц произведения бесталанного графомана?
– Кто я для тебя, единственный друг? Девочка с плеером, невероятное стечение обстоятельств или виртуальный приз в компьютерной игре?.. бонус?
Не молчи и не ври мне. Ты же знаешь, мне нельзя врать. Почему? Да ведь помнишь, я такая беззащитная, пред тобою открытая, ты мне можешь столько боли причинить…
Может быть, что и причинишь. Я тебя до конца не принимаю, я тебе до конца не доверяю – я вообще, знаешь ли, недоверчива.
Не говори мне о своих чувствах, слова – почти всегда ложь и всегда искажение действительности. Хотя и сама действительность – та еще сволочь…
Мы смотрим на небо. Небо очень темное, глубокое, еще глубже, чем там, в реальном мире, в первой Москве. Здесь оно яркое, синее-синее. Может быть, просто настоящее.
Пустая улица ведет нас к темному обрыву, за ним – одна чернеющая пропасть, но и малейшего взгляда в нее достаточно, чтобы навсегда забыть о любви человеческой и влюбиться в благословенную эту пустоту. Влюбиться так, чтобы не полюбить уже никогда никого… «Так ныряют под лед». Так теряют себя и так кидаются в пропасти.
– Ты думаешь, Пурпурный Мир – это все? Пурпурный Мир – это только начало.
Он гостеприимно распахивает полы своего плаща.
– Иди ко мне.
Я протестующе улыбаюсь и качаю головой.
– Не бойся. Это ведь… почти сон. Вся жизнь – довольно дурацкий сон о чем-то несбывшемся. И не стоит строить лишних иллюзий, это не мистика, это просто… судьба такая.
Я подхожу.
– Обними.
Обнимаю.
– Знаешь, Сергей, иногда ты мне кажешься совершенно неисправимым романтиком.
В ответ он улыбается.
А пропасть все равно такая черная и такая манящая.
***
Ты – белый и светлый,
Я – я темная, теплая.
Ты плачешь – не видит никто.
А я? Я комкаю стекла, дура!
Ты – так откровенно любишь,
Я – я так безнадежно попала.
Мы – мы шепчем друг другу секреты.