Три глотка одиночества
Шрифт:
Хорошо, наверное, тем, кто по-настоящему верит в Бога. Просто. А тут сиди и гадай, почему сложившаяся за годы жизни картина мира оказалась неверной, и почему рвутся теперь нерушимые прежде цепи причинно-следственных связей.
Динь-динь-динь. Вот мы и приехали, тарам-пам-пам. Остановка конечная, просьба освободить вагоны…
Поезд дальше не пойдет. Тарам-пам-пам.
Сергей завез меня куда-то в самые закоулки Центра, движение здесь было, как это ни странно, менее оживленным, а постоянными посетителями загадочного кафетерия были, по-видимому, исключительно местные жители, потому что подъезды к такому заведению надо знать.
– Что будешь заказывать? – обратился ко мне Сергей с наибанальнейшим из возможных вопросов.
– Какое-нибудь пирожное и стакан томатного сока.
Я с интересом посмотрела на него. Иногда мне кажется, что по тому, что и как ест человек, можно составить довольно точное суждение о его характере.
Он ограничился кофе и тем же соком, что и я. Это породило в моей душе разногласие: с одной стороны я всегда обожала томаты, с другой – терпеть не могла малейшие признаки кофеина или его суррогатов. Никогда не могла до конца определиться, что же из них было более гадким.
– Итак, – я откинулась на спинку высокого стула. – Продолжим наш разговор?
Задумчиво кивнув, он отхлебнул своего отвратительного пойла.
– Что бы ты хотела услышать?
Я почувствовала себя неудобно. Вот уж действительно, дурацкий тон дурацкого разговора, а я всегда была воспитанной девочкой… Я подавила в себе несвоевременный позыв интеллигентности.
– Для начала твое полное имя, если не сложно.
– Оно тебе ровным счетом ничего не скажет. Просто Сергей, всегда к вашим услугам.
Он улыбнулся краешком губ. Глаза были серьезные, они и не думали смеяться.
Я кивнула.
– Спасибо. Теперь такой вопрос, откуда ты меня знаешь? Или это тоже военная тайна? – я постаралась, чтобы мой вопрос прозвучал иронически. Иронически – это очень важно. А то в воздухе и так уже ощутимо запахло маразмом.
– Ну что ты. Естественно, именно этим ты и должна была заинтересоваться в первую очередь.
– Мы были знакомы раньше?
– Ни в коем случае. Подожди…
Он потер переносицу.
– Скажем так. В мои обязанности входило проследить, чтобы с тобой ничего не случилось. Видишь ли, я всего лишь исполнитель, мне и вправду мало что известно.
– Со мной что-то могло случиться?
– Что угодно. Ты была не вполне адекватна, особенно в Пскове. Постоперационный синдром. Отходняк, выражаясь более грубо.
– Как ты оказался на Летнем?
– Шел за тобой от самого дома, а когда ты остановилась, нашел способ заговорить.
– Зачем?
– Нужно было узнать твои планы. Это оказалось легко.
– Ты знал, что я позвоню тебе в Москве?
Он кивнул.
– Должна была. Но даже если бы и не позвонила, я бы не потерял тебя из виду.
Я залпом выпила свой сок.
– Ну хорошо. Теперь такой вопрос: кому это нужно? Если ты всего лишь исполнитель, то кто же организатор этого грандиозного мероприятия? Кто дергает за ниточки?
Он вздохнул.
– Аня, тебе не кажется, что ты немножко набралась штампов из детективов средней руки? Нужно быть более разборчивой в чтении…
Я невесело улыбнулась.
– Спасибо за совет, ты такой добрый сегодня, просто ужас берет. Может быть, что это и штампы, только знаешь, мне на самом деле все равно. Я должна знать, кто я! Понимаешь, должна, не может человек
Официантка посмотрела на нас почти испуганно. Сергей быстро встал из-за стола.
– Пойдем. Это не место для долгого разговора. Да и пирожные плохо успокаивают нервную систему. Ну, что ты сидишь? – он раздраженно на меня посмотрел.
– Иду.
3.
Так и завязались наши с ним отношения: странные, неоднозначные, неопределенные. Это не были отношения телохранителя и охраняемого субъекта, хотя ведь с формальной точки зрения мы были именно ими.
В первое время я очень хотела уйти, неважно даже куда, остаться одна, но потом поняла, в мечте этой была безнадежность. Куда бы я пошла? Нет, что-то во мне без тени сомнения знало: на улице или где-либо еще я не пропаду, но, уходя, я ведь ничего не выигрывала. След Валентины был утерян, а больше у меня ничего не было. Или я не помнила. С моей точки зрения разница была почти незаметна… Сергей был теперь единственной ниточкой, связывающей меня с остальным миром, единственным шансом на возвращение в стан нормальных среднестатических обывателей со стандартными же проблемами и неврозами… Как я этого возвращения желала – отдельная тема. Вот уж не думала, что мои мечты будут когда-нибудь столь приземленными…
И потекли-полетели мои дни, пустые и бездумные, с легким флером обреченности, и все же хорошие, чистые дни. Так я и не научилась никогда ценить время. Что ж, можно было этого ожидать.
Я жила у Сергея. У него было хорошо, правда, хорошо – тихо, легко, нетревожно. Можно было до посинения много читать, никогда не включать радио и телевизор (данные средства коммуникации я ненавидела всеми фибрами загадочной своей души), можно было пить чай, есть бутерброды (люблю я так измываться над желудком, далеко мне все-таки до гурмана), можно было отправиться однажды кататься – погода стояла теплая и сухая, самое время для загородных прогулок. Можно было даже устроить пикник, набрести на компанию сумасшедших студентов с филфака и, напившись с ними до поросячьего визга, весь вечер с умным видом рассуждать о Кастанеде, философско-сатирических сказках Виктора Пелевина и роли Есенина в русской поэзии. Можно было даже заночевать в лесу и, задыхаясь от счастья, обнаружить себя утром в холодной студенческой палатке, в теплом кольце сергеевых рук, со следами недавних горячечных поцелуев на трепещущей шее… Я не очень-то поняла, было у нас тогда с ним что-нибудь ли нет, потому что, когда он проснулся, все стало по-прежнему. Но это меня нисколько не огорчало. Меня такое положение вещей вполне устраивало…
Нельзя сказать, что бы я впала в апатию, потому что, честное слово, мне нужна была эта странная пауза, как глоток свежего воздуха после долгого бега.
И мы делали все, чтобы эта пауза принесла как можно больше положительных эмоций. И нам это даже удавалось…
Мы сидели дома, когда шел дождь, и ходили в походы, когда светило солнце. Мы вместе слушали «Сплин», «Чайф» и «Ночных Снайперов», живо обсуждая достоинства творчества данных рок-групп. Образно выражаясь, мы мастерили кораблики из разноцветной бумаги и спускали их по ручью. Корабликами были дни, ручьем наша с Сергеем жизнь. Прямые линии, если и пересекаются, то, как правило, ненадолго, но слишком неровной была здешняя координатная плоскость, да и жизни наши прямыми назвать было нельзя.