Три минуты молчания
Шрифт:
Я ждал, когда он про Лилю хоть мельком вспомнит. Наверняка же он с нею говорил обо мне. Он как будто угадал:
— А твоя-то все расспрашивала, как ты да что ты. Язык у меня отсох тебя хвалить.
— Зачем бы это ей?
— Зачем! Замуж ей — пора вроде?
— За меня, что ли?
Он засмеялся.
— Молодой ты еще, Сеня. Молодой, не обученный. Если баба любит, то хуже моряка для нее мужа нету, а если не любит — то нету лучше. Круглый год ты по морям, по волнам, только весточки от тебя и гроши. Чувствуешь, какая
— Ну, она про это не думает.
— Смотри-ка, до чего особенная! Не думает, но — прикидывает. Сама себе в том не признается. Ты женился б на ней?
— Не знаю.
— Это опасно, Сеня, когда не знаешь.
— Ну, не для меня она. И я — не для нее.
— Почему бы это, Сеня? Она — образованная, да? Институт кончила? Какой же институт, рыбный? И что — она больше твоего про рыбу знает? Книжек больше прочитала?
— Она, наверно, знает, какие читать.
— Этого никто не знает, пока не прочтет. Ах, Сеня! Нам с тобой совсем другое нужно.
— Что же нам нужно?
— Ну, как минимум, — чтоб по нас тосковали, когда мы в море качаемся. А главное — жить бы не мешали, когда мы приходим. Не висели бы гирями какими-то! Сколько мы пороху тратим, а потом — сами же в мышеловке сидим. И учти, Сеня, она тебе тоже жизни не даст. Знаешь, чем она тебя держать будет? Тем, что она тебя облагодетельствовала. Век ты ей будешь обязан. Такая это девка, я кожей чувствую.
Ну, дальше-то можно было и остановить его. Что я хотел про нее знать, я сам выясню.
— Спрашивала она у тебя, что, наверное, "трудный у него характер"? У меня, то есть.
— Спрашивала, Сеня.
— Говорила, что ко мне подход нужен особенный?
— Говорила, Сеня.
— И что не всякая, мол, согласилась бы со мной иметь дело?
— И про это, Сеня.
Вот тут мне сразу грустно сделалось. Оттого, наверно, что она не соврала, когда говорила: "Я — как все".
— Ну, кончили об этом, — я сказал. — Ты спать будешь?
— Хотел бы, да кепа должны запрашивать с базы. Чего-то они про нас решают.
Мы ждали часов до двух, допили всю бутылку и не дождались вызова.
4
Утром причалил к нам катер с плавбазы.
Каждый после чая слонялся, как хотел, когда увидели — он режет зеркальную воду в бухте, заходит к нам с правого борта, хоть ближе было с левого — начальство, стало быть, пожаловало.
Мы его притянули, наладили трап, и вот кто по нему сошел — собственной персоной Граков.
С «Арктики» он уже обветриться успел, как-то поздоровел. Спрыгнул на палубу, как молодой, улыбнулся нам по-отечески, зубы показал золотые.
— Что, утопленники, носы повесили? Ну, понимаю, понимаю, когда план срывается, это обидно.
Такое, значит, было начало. Кеп вышел его встречать, он с ним едва-едва поприветствовался и снова к нам, палубным:
— С таким-то капитаном унывать? Ну, Николаич, веди, показывай свои раны.
С Граковым сошли еще — групповой механик, тощеватый, сутулый, в синем плаще с капюшоном, и пара работяг — сварщики, в руках у них ящики были с электродами и клещами.
Повалили все в корму. Граков первый в каптерку полез. Там уже доски боцман проложил, чтоб начальство ноги не промочило. Граков там походил, доски под ним гнулись, снял перчатку и пальцем пощупал край пробоины.
— Н-да. Обидели вас чувствительно.
Групповой механик тоже спустился, тоже поглядел, но — молча. Вид у него скучный был, наморщенный, как перед первой стопкой.
Граков спросил:
— А что по этому поводу думает стармех?
Кто-то уже позвал «деда», он стоял над люком. Кашлянул в кулак и сказал:
— Думает, что чепуха.
Граков от его голоса вздрогнул, выгнул шею, чтобы увидеть «деда», и чуть потемнел.
— Ну, не совсем чепуха. Но если команда горит желанием…
— Команда-то горит. Пока не зальется.
— Ну, что за настроение, Сергей Андреич, я тебя не узнаю.
Граков стал вылезать. «Дед» стоял ближе всех и мог бы подать ему руку, но не подал. «Дедов» начищенный штиблет был как раз против его лица. Граков на него поглядел и поморщился. Но «дед» не убрал ногу, пока тот не вылез.
— Не узнаю, — опять сказал Граков. — Сам говоришь: «Чепуха», а настроение… Этак ты нам бичей деморализуешь.
— Сходим ко мне в каюту, объясню. И акт покажу.
— У тебя уже и акт составлен? Ну-ну. Группового тоже приглашаешь?
— Конечно, — сказал «дед». И подал групповому руку. — Он-то, надеюсь, и поймет.
Граков опять потемнел, но смолчал.
Пробыли они у "деда" минут пятнадцать. Вышли, заглянули через планшир. Мы гурьбой стояли поодаль.
— Что-то сомнительно, — Граков поглядел на группового. — Как твое мнение?
Тот опять заглянул, как будто ему мало было одного раза.
— Не мешает прислушаться к Бабилову.
— А мы что делаем, Иван Кузьмич? — Граков спросил досадливо. — Мы разве не прислушались? Но надо же решать по существу.
Групповой пожал плечами. Решать ему очень не хотелось. Граков подождал и отвернулся от него.
— Что ж, Сергей Андреич. Твои соображения, конечно, весомые. Тем более ты акт составил. Стал, так сказать, на официальную точку зрения. Тем самым ты с себя ответственность как бы снимаешь…
"Дед" как будто не слушал его, смотрел на фарерские сопки.
— Ну, естественно, ты о безопасности обязан думать. На то ты и стармех. Никто тебя не осудит, если ты находишь, что судно аварийное, и надо его вести в док. В таких случаях лучше, как говорится, перестраховаться. Никто не осудит, ты прав. Но стране рыба нужна, вот в чем дело. Мы все это помним. Стране нужна рыба.