Три мудреца в одном тазу
Шрифт:
— Ольга Петровна, помогите разбудить старикана! — виновато попросил Гена, безуспешно пытавшийся растолкать похрапывающего Каспара.
Оля немедленно повисла на седой бороде, и дряхлый волшебник немедленно заметался, требуя объяснить, почему его опять будят и куда подевались два идиота, которые его все время развлекают.
А в коридоре бесновался Рикардо. Широкие каменные коридоры Таалуйны превратились в хомячью нору, и гигантский грызун безжалостно истреблял подлых захватчиков, как это делают его дикие степные сородичи.
Нет страшнее зверя, чем хомяк
За спиной у белого чудовища остались два изуродованных трупа. Наместник Камер отступал все дальше, безуспешно тыкая в Рикардо горящим факелом. Хомяк фыркал, отдергивался, но упорно приближался, зажимая противника в угол.
А потом все-таки зажал.
Гена, как раз к этому моменту вытащивший Каспара из камеры, торопливо закрыл Оле глаза — ей этого видеть не следовало. Запахло паленой шерстью, послышались дикие крики боли, хруст костей, а потом все стихло. Рикардо еще раз фыркнул, брезгливо нюхая то, что получилось. Мясо он все-таки не любил — его интересовал только сам процесс.
— Рикардо, иди сюда, мой хороший! — позвала Оля. — Дядя Гена, подсадите меня!
— Ольга Петровна, вы что?! — поразился телохранитель, но девочка уже карабкалась на спину хомячка.
Тот повернул голову, пошевелил усами, обнюхал седока и успокоился. Оля завизжала от восторга и крепко вцепилась в густую шерсть. Гена недоверчиво покачал головой.
— Вашему отцу это не понравится, — сообщил он.
— Я предлагаю пойти… — начал Каспар.
Оля с Геной повернули головы в его сторону, ожидая продолжения. Но волшебник молчал.
— Ну? — поторопил его Гена.
— Что? Я все сказал! — возмутился Каспар.
Гена флегматично пожал плечами, снимая со стены факел. Подумав, он напялил на голову шлем Наместника Камер и вооружился его же копьем. Оно единственное осталось целым — остальные Рикардо сломал. Поясной нож телохранитель тоже прихватил с собой.
— Я пойду вперед, — заявил он, протискиваясь мимо Рикардо. Тот сдавленно зарычал, но Оля, сидящая на загривке, потянула его за уши.
— Держись крепче, рогатая, не падай! — требовал тем временем Колобков. — А то грохнешься, и… пш-ш-ш-ш!!!
— Если я черт, это не значит, что я боюсь воды! — огрызнулась Стефания. — Веди свой агрегат и помалкивай!
Она сама не знала, почему позволила уговорить себя на эту глупость. Что ей эти смертные? Она уже давно не ангел, так зачем?…
— Вы, люди, все-таки ужасно глупы, — фыркнула она. — Твоя дочь еще несовершеннолетняя, она, скорее всего, сразу попадет в Рай. Если ты действительно хочешь ей добра, то позволь ее убить.
Клешни робоскафа невольно защелкали — Колобкова такое предложение возмутило до глубины души. Он открыл рот, но так и не нашел подходящих слов — один только мат.
Они со Стефанией пересекали бухту, освещая путь прожектором «Амацумары». Очень мощным прожектором. За робоскафом оставалась полоса бурлящей воды — антигравитационное поле воздействовало на нее, как хороший миксер. Колобков сосредоточенно вел свое сокровище, одновременно слушая музыку — в робоскафе нашлась и «магнитола». Хотя мелодии в ней ему не слишком-то понравились.
Чертовка крепко вцепилась в «горб», вихляя хвостом туда-сюда. Для этой вылазки она разделась почти догола — при ее акробатических трюках одежда только мешала.
«Алло! Алло! Иваныч, как меня слышишь? Как слышишь?» — послышалось в наушнике.
«Achtung! Achtung! Ich prьfe die Verbindung! Петер, ты есть слышать меня?» — присоединился еще один голос. — «Петровач, что ты видеть с неба?»
«Темно, как в колхозном сортире!» — отрапортовал Угрюмченко. — «Иваныча вижу — как он рассекает! Ну чисто водный лыжник!»
«Петрович, не засоряй эфир!» — присоединился третий голос. — «Петр Иваныч, вам еще далеко?»
«Уже рядом, Серега, почти подошел!» — ответил Колобков. — «Еще малясь! Василь Василич, как дела на «Чайке»? Подонков всяких не видно?»
«Как в аптеке, Иваныч!» — отрапортовал штурман. — «Тишь, благодать! Если кто на пирсе появится, мы их шквальным огнем! Я за штурвалом — если что, швартовы отдам в момент, Валерка твой дежурит!»
«Ну и лады. Отбой».
Чертанов на пару с Угрюмченко все-таки сумели состряпать вполне приличную систему связи. Мельхиор нашел для них в Орто Матезис Сцентии великолепную схему — предельно простую и эффективную, но пока что не изобретенную на Земле. Хотя возможность для этого уже существовала — понадобилось всего лишь раскурочить бесполезные сотовые и такой же бесполезный ресивер. Механику, правда, пришлось нелегко — орлиные лапы не очень-то приспособлены для тонкой работы, поэтому он в основном руководил.
Теперь на борту «Чайки» находился слепленный на скорую руку пункт связи, за которым сидел Чертанов, а в зубы всем основным членам экипажа (Петровичу — в клюв) воткнули крохотные блоки приема-передачи. Эту работу выполнил Бальтазар (хотя за ним пришлось присматривать — он все время порывался вырвать пациентам пару-тройку лишних зубов).
— Подходим… — пробормотал Колобков, замедляя ход.
Движители слегка опустились, антигравитационное поле ослабло, расстояние между днищем робоскафа и поверхностью воды уменьшилось. Еще немного, и робоскаф остановился совсем — осталось всего ничего до отвесной скалы. Здесь волны бушевали особенно сильно, яростно колотясь в эту преграду и бессильно откатываясь назад. «Амацумара» слегка качнулась, и Колобков торопливо включил страховочные поля. Воздух слегка замерцал.
— Ну, рогатая, хватайся! — крикнул он.
Стефания уже давно прикрепила к животу нипондус, а к спине — еще один предмет, извлеченный из того же «горба». Толчок, рывок, и вот уже она лишена веса и устремляется в небеса, увлекаемая распрямившейся силовой нитью. Колобков дернул рычаг — перед глазами появилась голографическая схема, демонстрирующая движения нипондуса. Он слегка скорректировал направление, ослабил напор… и из наушника донеслось сварливое:
«Прекрати меня колыхать, смертный! Пододвинь немного вперед, я не дотягиваюсь! Вот… вот… еще чуть-чуть… есть! Схватилась! Можешь выключать!»