Три недели из жизни лепилы
Шрифт:
— От кого? Как мужчина мужчине…
— Только вы…
— Ни слова больше! Могила! Так от кого?
— От Ленки Молотило.
Моргулис переменился в лице.
— Когда?
— Дня четыре назад. Или пять.
— Ты уверен, что от нее?
— Больше не от кого.
— Когда началось?
— Вчера утром. Подарочек на Новый год!
Моргулис присел на край стола и чуть не опрокинул осмометр.
— Все сходится. Инкубационный период, симптомы. Трихомошки.
— Или триппер.
— Бля… Я ведь с ней тоже того…
— Правда? Оба будем мазки сдавать.
Нехорошая шутка,
Через пять минут после начала моего единственного на сегодня наркоза в оперблок «нейрохирургии» перезвонил Чикес.
— Где ты все утро бродишь? Второй час тебя ищу.
— Ходил с протянутой рукой. Не одолжите «полтинник» до зарплаты?
— Зачем одалживаться? Честно заработаешь.
Чикес вкратце обрисовал мои перспективы.
На рождество в ГБО перевели молодую грузинку. После родов развилось атоническое маточное кровотечение. Экстирпация матки, диссеминированное внутрисосудистое свертывание крови, трахеостомия, ИВЛ, пневмония, сепсис. Несмотря на продолжающиеся трансфузии, нарастает анемия. В кабинете переливания кровь третьей группы закончилась. А девочка — единственная дочка состоятельных родителей, которые сразу организовали у нее индивидуальный пост из свободных медсестер того же ГБО, а также отдых и питание дежурных бригад. У дверей отделения круглые сутки дежурят две «тачки» для оперативной доставки гамбургеров из «Макдональдса», «пепперони» из «Пиццы-хат», сигарет и сухого вина в ассортименте. Что покрепче — сухим пайком.
До конца наркоза досидел с трудом. Шел и боялся — до этого сдавал кровь один раз, да и то чуть не грохнулся в обморок. Не выношу вида собственной крови.
После удаления полулитра ощутил необычайную легкость.
Хотелось воспарить над землей, и в то же время хотелось гнуть подковы. Слабости не было.
Анжелика Семеновна подвесила флакон и угостила чаем. Филипп Исаич великодушно разрешил полетать на F-16.
Через пятнадцать минут девочка умерла.
Все впустую. Как всегда.
У Паши от праздников остался двухлитровый кувшин домашнего яблочного вина. Парадокс, необъяснимый ни одной из существующих наук — точных и не очень. Чудо в Кане Галилейской.
Паша встретил меня по-домашнему: в старом халате и тапочках на босу ногу.
— Давненько я тебя не видел.
— Работы много.
— У всех много работы.
Вино было отвратительное.
— Как Новый год?
— Как обычно. С предками в подмосковном городе-герое.
— А я дежурил.
— Затрахали?
— Не то чтобы сильно. Но часы сломали.
— Кто?
— Барабашка.
— То есть?
— Ну полтергейст, параллельные миры, окна во времени…
Слышал, наверное, об аномальных явлениях?
— Наверное слышал.
— Наступил год аномальных явлений. Астрологи обещают самый тяжелый год в российской истории. Нашествие черных сил, дьяволизм и прочая чертовщина.
— Дедовщина.
— Это для тебя актуально.
— И что же часы?
— Остановились синхронно с сердцем тромбоэмболической бабушки. Секунда в секунду.
— Бабушка была после какой операции?
— Только готовилась на мастэктомию [61] . И врезала. Один раз завели, вызвали сосудистую бригаду.
— Короче, бабушку не спасли?
— Не-а. После эмболэктомии [62] опять «встала». Вместе с моими часами. Загадка природы.
Мои загадки датировались старым, 90-м годом, но были еще загадочнее. Зайчук позвонил в 6-ой судебный морг, который (в частности) обслуживает Боткинскую, чтобы узнать о результатах вскрытия бедолаги-таксиста. Труп туда не поступал.
61
Удаление молочной железы
62
Удаление тромбоэмбола, перекрывающего просвет сосуда
— Бывает…
— Это еще не все. После дежурства пришел домой, выпил водки и лег. Поспал, купил портвейна, но влезло только полбутылки. Закрыл пробкой — точно помню — и поставил в бар. Утром бутылка открыта, портвейна на донышке.
Пробки нету. Ни в баре, ни на полу — нигде.
— А в ведре смотрел?
— Ты на что намекаешь?
— Ни на что я не намекаю. В аномальные явления верю, у самого совсем недавно был подобный случай. Первого отец повез всех на ВДНХ.
Нашли стоянку, припарковались. Стали вылезать, ветровое стекло разлетелось вдребезги. На мелкие кусочки. Рядом крутилась бабка в платочке…
— Стреляли…
— Ни хрена. И мороз был несильный.
— И стекло было каленое?
— Каленое.
— Говно.
— Новое.
— Новое говно.
Я посмотрел на часы. «Свотч», кварцевые. Купил в Германии за тридцать марок. По меткому определению Паши, новое говно.
— Ты сегодня на тренировку не идешь? — вторник его день, — График поменяли?
— Не знаю. Третью неделю не хожу.
— Совсем забросил?
Паша пожал плечами.
— Зря. Пятнадцать лет ходить и бросить.
— Тринадцать.
— Все равно. Ты в дежурантах?
— Мой стиль.
— Стиль удобный. Можно квасить каждый день. И еще на дежурствах.
— И на дежурствах. Кого е*ет чужое горе? Ты еще вспомни про сахар, соль, сливочное масло и два яйца в неделю…
— Какие яйца?
— Куриные. Не Демиса Руссоса, конечно. Еще не забудь о вреде курения, — он смачно затянулся и закашлялся, — Диета, бег трусцой… все пустое.
В среднем наш брат еле-еле дотягивает до пятидесяти. Считай, год работы анестезиологом — за два на… на…
— На «гражданке».
— Если хотите. Причем «практически здоровые» не шибко отстают от больных.
— Старик, эти слухи циркулируют чуть не с середины шестидесятых. Американцы опровергли их в пух и прах.
— Американцы, говоришь, — Паша криво усмехнулся, — Можно поинтересоваться, сколько кубометров в минуту пропускает «кондишн» в твоей операционной?
— Какой «кондишн»?
— А-а, пардон, в Боткинской перешли на активное дренирование отработанных газов.
— Нет.
— Не-ет? А как часто вы замеряете концентрацию летучих анестетиков?