Три повести о любви
Шрифт:
«А кто же?»
«Персы!»
«Персы? А что они здесь делают?»
«Не знаю. Приехали в Союз не то что-то продавать, не то что-то покупать».
«А заодно и развозить по домам хорошеньких девушек?»
«Тебе даже это известно?»
«Мне все известно!» — заверил Ипатов.
«Вот как?»
«Было без десяти минут двенадцать, когда «кадиллак» отъехал от ресторана и, развернувшись у Дома книги, понесся по Невскому в направлении Дворцовой площади. — Ипатов говорил размеренно и монотонно, словно читая отрывок из детектива. —
«Ты что, бежал следом?» — но даже эта шутка не могла скрыть ее искреннего удивления.
«Разумеется, как же я еще мог узнать?» — подхватил Ипатов.
«Я вся — внимание!» — сказала она.
«Тогда, может быть, присядем? — он кивнул на подоконник. — А то я притомился, бегамши за машиной».
«Что ж, присядем!» — ответила Светлана.
Ипатов быстро смахнул варежками пыль, и они уселись в тесном узком проеме.
«Так я слушаю!» — напомнила она.
«Пожалуйста! Через две с половиной минуты «кадиллак» обогнул скверик напротив гостиницы и, набирая скорость, свернул на проспект Майорова. Все расстояние от Горисполкома до Садовой он проделал за две минуты двадцать пять секунд».
«Чудеса в решете! — воскликнула Светлана. — Откуда ты все это знаешь?»
«Так и быть — скажу. — Он наклонился к ее уху и вдохнул чистый, нежный запах каких-то очень тонких духов. — Я лежал в вашем багажнике!»
«Нет, правда?» — она, кажется, и в самом деле поверила.
«Я спрятался туда, пока вы вчетвером обмывали мое отсутствие».
«Ну и как там?» — Светлана снова перешла на шутливый тон.
«Честно говоря, немного тесновато!»
«Да, с тобой надо держать ухо востро!» — заметила она.
«Разве это так плохо, что я всю дорогу находился у тебя под рукой?»
Светлана бросила на него острый взгляд и начала припоминать:
«Погоди, погоди, как же так: быть в багажнике и в то же время разгуливать по нашему двору?»
«Проще пареной репы, — нашелся Ипатов. — Когда вы сбавили на повороте скорость, я выскочил из багажника и первым прибежал сюда».
«И, зная, что я в машине, принялся зачем-то искать мои окна?.. Заврался, дорогуша!» — и она дотронулась до его колена.
Он неожиданно для себя схватил ее руку и стал осыпать всю поцелуями.
«Все! Хватит!» — и ее тонкая ладошка выскользнула у него из-под губ.
«Еще немножко?» — жалобно попросил он.
«Хорошего понемножку», — ответила она.
Он вдруг, набравшись отчаянной решимости, обнял Светлану за плечи, и она тут же с ошеломляющей его простотой прильнула к нему. Их губы встретились в долгом и умелом поцелуе. У него то и дело перехватывало дыхание, сердце готово было выпрыгнуть из груди. «Господи, неужели это она, а это я?» — все еще не веря в происходящее, думал Ипатов. Трясущейся рукой он расстегнул ее шубку и стал целовать тонкую и прямую шею. Он чувствовал, что Светлана обмякает под его жадными поцелуями. Когда они оба вконец обессилели, он сполз на пол
«Господи, если бы ты только знала, как я тебя люблю!» — простонал он.
Она осторожно просеивала сквозь свои длинные и ласковые пальцы его подстриженные в лучшей парикмахерской мягкие волосы.
«Слушай, а где твоя шапка?»
«Не знаю, где-нибудь здесь», — ответил он, не поднимая головы.
«На полу грязно. Подними ее», — продолжала она.
«Пусть!» — ответил он.
«Все! — сказала она, просовывая обе руки между его щекой и своими коленями. — Вставай… Раз!.. Два!.. Три!..»
Он нежился в ее ладонях и не трогался с места.
«Скажи, у тебя уже кто-то был?»
«Да», — признался он.
«Вот ты какой!» — протянула она.
«Мы служили в одной части, и она погибла перед самым концом войны».
«Ты ее очень любил?»
«Нет. Просто мы считали, что нам совсем мало осталось жить. С ней так и случилось», — Ипатов поднял шапку-ушанку и сел на подоконник.
«Дай мне свою руку!» — неожиданно сказала Светлана.
Она приблизила к глазам его широкую крепкую ладонь и промолвила:
«Нет, темно, ничего не видно!»
«Ты что, умеешь гадать?»
«Умею… умею… умею. — Она поворачивала его ладонь и так, и этак, пытаясь что-то разглядеть в тусклом ночном свете, проникающем со двора. — Нет, ни черташеньки не видно!»
«Как, как ты сказала?»
«Ни черташеньки!» — весело повторила она, нехотя отпуская его руку.
«Ни черташеньки! — произнес он, умиляясь. — До чего хорошо!»
«Ни черташеньки!» — вздохнув, еще раз сказала она.
«Дай тогда я тебе погадаю?» — попросил Ипатов.
«Да? На!» — Светлана поднесла свою тонкую, поразительно красивую ладошку, и он припал к ней долгим и благодарным поцелуем.
А потом где-то вверху хлопнула дверь, и они услышали, как кто-то стал медленно и осторожно спускаться.
«Это папа! — почти сразу узнала она. — Ну я пошла!»
И уже, шагнув к лестнице и обернувшись, шепнула:
«До завтра!»
До завтра, до завтра, до завтра…
— А… это ты! — радостно протянул он. И хотя его и девочку разделяли почти два этажа, он уловил в далеком внимательном взгляде не только обычное любопытство, но и движение доброй души. Малышку, видно, что-то тронуло в его последнем обращении: не жалобная ли интонация?
— А вы не пьяный? — неожиданно спросила она.
— Разве я похож на пьяного? — ответил он.
— Правда, не пьяный? — с надеждой переспросила она.
— Честное слово, нет! — сказал он. — Просто у меня очень болит сердце. Я не могу ни подняться, ни спуститься. Тебе не трудно позвать кого-нибудь из взрослых, папу или маму, все равно кого?
Девочка замялась с ответом.
— Ты что, одна дома?
Она настороженно молчала. (Ах ты, Фомушка неверный! Снова заподозрила в его словах какой-то тайный умысел!)