Три повести
Шрифт:
Он был захвачен великими перспективами.
— Сегодня я уезжаю в Москву… вероятно, раньше начала зимы не вернусь. К зиме должны быть готовы водопроводы на трех станциях, к весне — на остальных. На месте «безводных амурских участков» мы отмечаем действующие водоисточники. В этом много вашего труда и ваших знаний… мне поэтому и хотелось увидеть вас перед отъездом.
Дементьев мог бы добавить еще многое. С молодых лет осталась в памяти большая река Амур. Не раз позднее, став уже инженером, он вспоминал первые впечатления жизни, связанные с этой рекой. Много лет спустя он вернулся сюда искать воду. И, подобно живой воде
— Могу ответить вам тем же, — сказал Черемухин. — Самое большое удовлетворение за всю свою жизнь я испытал на этой работе. Знаете, когда научная теория получает каждый день практическое подкрепление, и размах работы при этом, и ясная цель, и уважение к человеку, к его труду. Я прежде никогда вслух не мечтал. Не было ни желания, ни повода. А теперь мечтаю, как видите. Практика последних лет показала, что громадные преобразовательные процессы ускорены до планов одной — трех пятилеток… отчего же не включить свои мечтания в план пятой или шестой пятилетки? А ведь до этого можно, пожалуй, и дожить.
— Доживем… отчего не дожить, — отозвался Дементьев.
На самом деле, отчего не дожить? Все сделано для того, чтобы жить, действовать, претворять в практику планы. И, расставаясь, пожимая руку друг другу, они как бы взаимно пообещали непременно дожить до этого будущего.
Опять с десяток собачьих голосов сопровождал отъезд постороннего. Опять сука с «золотым чутьем» просунула в дверь острую морду, с интересом приглядываясь к икре приехавшего, опять Черемухин погнал ее прочь.
— Сумасшедший дом, — сказал он бессильно. — Собак, собак… откуда только берутся!
Шум запущенного мотора вызвал новую собачью разноголосицу.
— Собаки — это хорошо, — одобрил Дементьев. — Собак уважаю.
— В том-то и дело, что и я уважаю, — признался Черемухин.
С чувством душевной теплоты покинул Дементьев маленький дом. Машина пошла нырять по ухабам. Пришлось в своем здании потесниться управлению железной дороги, впуская десятки отделов нового строительства. Еще на синьке, в проектной трассировке лежали вторые пути. Сотни тысяч кубометров скальных пород, которые предстояло взорвать, сотни тысяч кубометров грунта, необходимого для насыпей, десятки новых мостов через реки, станционные службы, водокачки, вокзалы — все это было уложено в планы ближайших трех лет…
Грандиозное преобразование края начиналось с путей. Как кровеносная основная система, они должны были начать питать глухие районы, заброшенные берега Приамурья, а впоследствии — сквозным разбегом через Амур на Советскую Гавань — и океанский берег с его глубокими бухтами, которые могут вместить целый флот.
Был уже первый час ночи, когда Дементьев вернулся в свой вагон. Курьерский поезд приходил с опозданием. На столе стоял приготовленный ужин. Дементьев умылся и сменил гимнастерку на пижаму. От табачного дыма на совещании еще щемило в глазах. Он сел на диван и отпил глоток крепкого чая. Прошло меньше полутора лет с той поры, когда вернулся он на Дальний Восток. В предотъездной сумятице были тогда наспех опрошены необходимые люди, записаны данные, добыты нужные книги и труды. Обычных инженерских знаний было недостаточно. Проблема вечной мерзлоты, поисков в ней водоисточников и даже постройка зданий мало
И вот немало преданных людей оставляет он теперь, и Дементьев думал и об охотнике, который пошел за ним, как только он позвал его с собой; и о сыне Прямикова, и о маленьком лохматом энтузиасте — профессоре-мерзлотнике, мечтающем покорить вечную мерзлоту…
Ночью, уже в полусне, услышал он знакомый глухой шум колес под полом, — раскачивая последний вагон, нес его поезд сквозь район вечной мерзлоты, сквозь Забайкалье, тайгу Восточной Сибири, Барабинскую степь и Урал — в Москву.
XV
Четыре дня ожидал Алеша в Хабаровске поезда. Он ходил по городу, забредал в отдаленные его части, спускался к Амуру. Широкая лестница вела вниз, к пристани. Не похожи были эти берега Амура на скудные, пустые берега в его среднем течении. Пароходы, катера, моторные лодки, суда военной флотилии — все шумно двигалось, обменивалось гудками, грузилось и выгружалось, и широкими стежками, синеватый как сетка дождя, лежал железнодорожный мост через реку. Медленно, словно игрушечными вагончиками, заползал в сквозные фермы товарный нескончаемый поезд и как бы протачивал его сердцевину, — поезд, который шел, может быть, из Москвы… Тогда чаще начинало биться сердце от мысли о пространствах.
Пришлось Алеше все-таки встретить еще раз Николашку Москалева. В матросской полосатой фуфайке, в кепке с лихо надвинутым на глаза козырьком, засунув руки в карманы брюк, он шел не спеша мимо портовых складов и пристаней. Множество знакомых судов стояло у причалов. Были здесь суда с Николаевской и Благовещенской линий, обгонявшие не раз тихоходный служебный пароходик.
— А, Прямиков… ты уже здесь? — сказал он, не удивившись.
Они поднялись по ступеням и остановились на площадке первого перехода лестницы.
— «Достоевский» с низовьев идет, — сказал Москалев, еще издали узнав пароход. Хозяйственно, как бывалый моряк, оглядывал он сверху суда, пристани, нефтяные баки и портовые склады.
— Тебе когда в Красную Армию идти? — спросил Алеша.
— Теперь скоро призываться… моя первая очередь. А тебе, наверное, по техникуму отсрочку дадут. Ну, в ту пору я уже до командира дотяну, — сказал Москалев уверенно. — Если на Тихий океан не пошлют, буду по Амуру плавать. Река большая, дел для нас хватит. За Казакевичевом на Уссури по правому берегу Маньчжурия тянется, а оттуда японцы наблюдают за нами из-за каждого кустика. В общем, здесь не встретимся — во флоте встретимся… будут призывать — просись во флот или в пограничники, что ли.
Москалев по-мужски пожал его руку и деловито направился в пароходство.
В четыре часа утра, на рассвете, пришел наконец необычный поезд из Владивостока. Необычными были и его состав и график, по которому он двигался. Сто вагонов вытянулись далеко за пределы станции. Блистающий медными частями, с заостренной грудью, декапод как бы вел за собой целую армию. Вагоны шли и шли мимо, растягиваясь на километр, и все еще где-то в тумане терялся хвост.
С чемоданчиком в руке, сначала ускоряя шаг, потом почти бегом, Алеша спешил к паровозу. Уже соскакивали на ходу со своими лейками смазчики. Еще несколько движений, лязг сцепок — и поезд остановился.