Три Учебника Успеха
Шрифт:
Ракицкого звали Соловьем, Андрея Романовича Дидерихса - Диди, Валентину Ходасевич - Купчихой и Розочкой, Петра Петровича Крючкова - Пе-пе-крю, самого Горького - Дукой, и Муру, когда она пришла с Чуковским, мечтая переводить на русский сказки Уайльда и романы Голсуорси, и рассказала, что она родилась в Черниговской губернии, немедленно признали украинкой и прозвали Титкой" [Берберова Н.Н. "Железная женщина"].
15.5. АПОЛИТИЧНОСТЬ.
И Генрих Шлиман, и Николай Гоголь были, в общем, аполитичны. Даже лояльны. Видимо они понимали или ощущали неясную перспективу, рискованность крупных социальных преобразований. Аполитичность (и, в какой-то
Был ли аполитичен и лоялен Максим Горький?
Воспоминания М. Горького о Короленко создают впечатление, что оппозиционер Короленко долго не мог решиться стать (хотя бы отчасти) литературным покровителем начинающего Горького. Что-то Короленко останавливало. Настораживало?
Где каторга? Где ссылка? Всего лишь недолгие задержания...? С кем не случается...
Но в сердце старого оппозиционера легенды о твердом, даже героическом поведении Горького в период изгнания Ромася из деревни, перевесили чашу сомнений. Видимо, М. Горький "подошел", хотя и с трудом, под неявные критерии "своего". А "своим" положено помогать. Укреплять ряды. Хотя и ощутимая поддержка со стороны Короленко началась тогда, когда М. Горький уже стал печататься (тифлисский - на тот момент - оппозиционер Калюжный оказался как-то психологически "подвижнее", легче "поддался"; да ведь и для М. Горького Тифлис был лишь эпизодом - хотя и исключительно важным - не то, что Приволжье - "места постоянного обитания". Все мы -Калюжный, Пешков - "временные" (в Тифлисе). "Мы"... Наконец, "мы"... "Дерзай, парень!". Ситуация созрела - и в какой-то момент благоприятные условия совпали; при большом желании и тщательной подготовке и "Песнь старого дуба" подошла бы для публикации: не главы, так страницы, не страницы, так абзацы, не абзацы, так строчки. Важен ведь не объем, важен старт!
И, тем не менее, не отказывая в помощи, продолжая ее оказывать, Короленко отсылает Горького подальше от себя. И в дальнейшем каких-либо близких устойчивых отношений у них не сложилось. Интересно, что в воспоминаниях Горького есть этот акцент: да помогал, да принимал помощь, да благодарен, но детальных сведений о жизни Короленко не имею. "Встречи мои с ним были редки, я не наблюдал его непрерывно, изо дня в день, хотя бы на протяжении краткого времени".
Интеграция М. Горького в среду оппозиционеров была весьма специфической; можно даже просто представить, что "карьере" литератора в большей степени могли поспособствовать оппозиционеры, а не представители официальной власти. ("Паучок" и "паутинки" оказались в литературном деле в начале XX века не очень-то эффективны).
М. Горький как революционер - величина относительная. Суета конкретно жандармов и власти в целом вокруг него делала ему хорошую рекламу как литературу - оппозиционеру; а кто из популярных литераторов не был тогда оппозиционером? Реклама всегда полезна, если только она не выражается в реальных репрессиях.
Царский режим был фактически не его врагом, а помощником, союзником. После "Кровавого воскресенья" 1905 года у М. Горького, наверное, было много негативных эмоций по отношению к императору. Но в целом отношение Алексея Пешкова к императору не было однозначно отрицательным, скорее - более сложным. В этом отношении много оттенков. "Говорят, он всегда молчал в ответ на серьезные вопросы. Это - своего рода мудрость...". "Горький не раз был свидетелем душераздирающих проводов солдат на войну с Японией; видел он и царя Николая II - "маленького, несчастного, подавленного, с заплаканными глазами", с тусклым, невыразительным взглядом" [Нефедова И.М.]. ("...мы, люди старого поколения..."). ("У меня здесь пятно!" - восклицал Наполеон, показывая на мундир, получив известие о поражении французской армии при Байлене. (Инсаров Х. Г. "Князь Меттерних: Его жизнь и политическая деятельность. 1905")).
"Он вступается за низложенных Романовых, над которыми гогочет пьяная толпа, вчера еще перед ними раболепствовавшая..." [Быков
Инвертированная лояльность? Инвертированная аполитичность? "Вы видите, как я обижен? Как мне горько?!" "Ну,.. вы сильно не обижайтесь! Поймите, мы делаем все, что можно!".
"Структуру имперской Системы простодушно разъяснил Пешкову городовой Никифорыч, позвавший Алешу "в гости":
"- Незримая нить - как бы паутинка - исходит из сердца его императорского величества государя императора Александра Третьего и прочая, - проходит она сквозь господ министров, сквозь его высокопревосходительство губернатора и все чины вплоть до меня и даже до последнего солдата. Этой нитью все связано, все оплетено, незримой крепостью ее и держится на веки вечные государево Царство. А полячишки, жиды и русские подкуплены хитрой английской королевой, стараются эту нить порвать, где можно, будто бы они - за народ!"" [Басинский П.В. Страсти по Максиму].
Возможно, посматривал Алексей на выставленный полицейским-городовым самовар, рассматривал в нем свое отражение, и думал: а где его, Алексея, место в этой паутине? Чего рассказывать о королеве? Даже ее портрета на монете не видал... Дайте совет, подбодрите, подредактируйте рукопись, ошибки, наконец, исправьте, посодействуйте публикации, да так, что бы для "куражу" не только запах типографской краски (хотя и это не плохо), но и пару рублей авторского гонорара... К кому обратиться со всем этим "устремлением" простому пареньку из приволжских ремесленников: к самовару? К рядовому полицейскому-городовому? К жандармскому генералу? Так тот переадресует к оппозиционеру Короленко...
Посмертный подарок жандармского генерала Познанского (коллекция медалей) выглядит симпатично; этот подарок кому-то может напомнить грант или филантропическое пожертвование или литературную премию.
Но, во-первых, этот грант запоздал: М. Горький к моменту его получения был интегрирован в оппозиционное движение, во-вторых, единичный, изолированный поступок представителя имперской "паутинки" (ушедшего, между прочим, из жизни) погоды не делал и не мог сделать.
Может быть, Генрих Шлиман с его культом умеренности и аскетизма мог на вырученные от продажи коллекции старинных медалей средства выучить еще множество языков, освоить дополнительно несколько систем каллиграфии и бухгалтерии и в итоге стать ценным представителем какой-либо коммерческой фирмы в далекой или не очень стране. Но он уложился в средства, присланные И.Ф. Вендтом. Вряд ли бы Н. Гоголь, в силу его индивидуальных взглядов, принял бы аналогичный грант, но если бы случилось принять, то соответствующая сумма (при экономности Н. Гоголя), конечно, продлила бы период его материальной обеспеченности на какой-то период времени.
Но аскетизм и умеренность для М. Горького были явлениями вынужденными, в его систему успеха они не вписывались органично. Период копеек и рублей оставался в прошлом, началась новая жизнь ("С вами жить почему-то невыносимо скучно. (...) Зачем жаловаться? Кто вам поможет? Никто не поможет... И некому, и... не стоит..." (М. Горький. "Мещане")). Нет ни особого желания жить аскетично. Ни желания лить воду на чужую мельницу. Лучше, если, наоборот, так польется (из внешних источников) на персональную мельницу, что и своей мельнице хватит, и чужим достанется.
Гроссмейстер начинал играть по-крупному. В премиальном фонде крутились миллионы.
("Кто же знал, что так все обернется?" Такой вопрос незримо присутствует в некоторых произведениях М. Горького, посвященных постреволюционной повседневности).
"Во второй половине 1905 года, а возможно, и раньше, он становится членом партии" [Нефедова И.М.]. ""С 903 года я считаю себя большевиком, т.е. искренним другом пролетариата...
– писал Горький, - с большевиками я с 1903 г. и немного раньше..."" [Нефедова И.М.]. Когда же и при каких обстоятельствах стал?