Три версты с гаком
Шрифт:
— Ну, раз Леша достал...
Артем стащил майку, джинсы. Остался в одних коротких трусах. Тело у него крепкое, мускулистое. Он уже успел немного загореть. Таня опустила длинные черные ресницы, на губах улыбка.
— Неужели и вправду полезете? — спросила она. — Вы ведь показали мне дорогу в лесу...
Таня фыркнула.
— Так вот услуга за услугу.
Артем подергал за трос, но решил не обвязываться: обдерешь все бока. Можно спуститься и так, цепляясь руками и ногами за выступы и пазы в бревнах. С малолетства он любил
Мрачной гнилью пахнуло от влажных стен, когда он залез в колодец. Тело напружинилось, вздулись мышцы. Бревна были скользкие, и приводилось напрягать все силы, чтобы не сорваться. Когда голова скрылась в колодце, Таня нагнулась над срубом.
— Я никакого ведра не опускала...
В голубом квадратном проеме белеет ее лицо, блестят глаза, колышутся черные волосы.
— Оно тут, в крапиве... — ее лицо исчезло, и над головой Артема появилось смятое с одного бока цинковое ведро.
— Я выкупаюсь, — сказал Артем, глядя из колодца в ее большие глаза.
— Вылезайте, — строго сказала она. — В колодцах не купаются.
Когда широкие плечи Артема показались над срубом, Таня подхватила его под руку, помогая выбраться.
— Помните, у Гарина-Михайловского, как маленький Тема доставал свою Жучку из колодца? — сказала она.
— Ну и как? Достал? — спросил Артем, одеваясь.
— Я и сама не знаю, зачем вам сказала, что уронила ведро в колодец...
— Достал Тема Жучку-то или нет?
— Достал...
— Ну и прекрасно, — сказал Артем. — А то мне всю ночь снилась бы бедная Жучка...
— Покажите, что вы рисуете?
— Неинтересно...
— Зачем же рисовать, если это неинтересно?
— Хотите — вас напишу? — предложил Артем.
— Нет, — сказала она.
Артем раскрыл альбом и, взглянув на чистый лист, сказал:
— Я вас уже написал...
Таня захлопнула крышку и, нырнув под барабан с тросом, очутилась на участке Артема.
— Покажите! — потребовала она, видя, что он прикрыл рукой альбом. — Наверное, уродка? Да?
— Наоборот, красивая...
Таня подошла еще ближе и, глядя ему в глаза, попросила:
— Ну, пожалуйста!
Артем раскрыл альбом: там ничего не было.
— Я не люблю, когда меня обманывают, — сказала она и, резко повернувшись, тем же образом перелезла через колодец.
— Вы любите сами обманывать, — поддел Артем.
Сердито загремев ведром, Таня прицепила его к тросу и, придерживая весело закрутившуюся, отполированную вертушку, опустила в колодец. Послышался
всплеск — это ведро ушло на дно. Артем хотел было помочь, но она отрицательно покачала головой.
— Далеко вам за водой ходить, — сказал Артем, причем без всякого умысла.
Она мельком с усмешкой взглянула на него и взяла ведро за дужку. Покачиваясь, понесла к детсадовской кухне.
— Здесь сестра моя работает, — не оборачиваясь, сказала она. — Я ей иногда помогаю... А вы подумали, что я пришла на вас посмотреть?
— Приходите еше, ладно?
— Зачем, интересно?
— За водой, конечно, — сказал Артем.
Она через плечо бросила на него насмешливый взгляд и, ничего не ответив, скрылась в дверях кухни.
Глухо и грозно заворчал гром. Солнце наполовину скрылось за сизыми, с поволокой облаками — гонцами грозы. Стрижи спустились с небес и не так уж рьяно кружили над самым куполом башни. Туча наглухо закрыла полнеба. Она была какая-то необычная: надвигалась из-за бора, клубилась, заворачивалась внутрь, втягивая туда зазевавшиеся облака, поминутно меняла оттенки. Но пока ни одна молния не отпечаталась на ее рыхлом боку.
Поселок притих перед большой грозой.
Обычно гроза обходит Смехово стороной. Засинеет вокруг, молнии то тут, то там полосуют, раздирают небо, грохочет, сотрясая землю, гром, а дождя нет. В каких-нибудь полутора километрах под косыми струями дождя полегла высокая трава, пляшут фонтанчики на шоссе, глядишь — уже побежали по канавам да тропинкам ручьи, а в селе сухо. Не хочет почему-то дождь проливаться над Смеховом.
Может быть, старухи у бога вымолили дождь или колдуньи наколдовали, но на этот раз туча остановилась как раз над Смеховом.
Капли яростно застучали по крышам домов, свертываясь в пыли, дробно упали на дорогу. Красная крыша водонапорной башни загудела, как колокол. Голубоватый яркий грозовой разряд один, второй и третий раз будто играючи соприкоснулся с растопыренной лапой громоотвода. Треск, ослепительная зеленая вспышка — и враз присмиревшая молния огненной змеей утекла по витому проводу в землю.
Артем стоял под навесом и смотрел на башню, дожидаясь еще одного разряда. Ударило где-то рядом, за старым клубом. С застрехи вразнобой брызгали струи. Дождь плясал на потемневших бревнах, лопотал в лопухах, звучно долдонил в дно перевернутого у колодца ведра. Какая-то глупая курица, застигнутая врасплох, спрятала голову под большую щепку. Дождь молотил по перьям, хвост вздрагивал, но курица терпеливо стояла на полусогнутых скрюченных ногах и не двигалась.
Майская щедрая туча зараз рассчиталась за все долги.
3
Дом протекал. Тяжелые капли срывались с потолка и шлепались на крашеный пол. В сенях капли со звоном разбивались о стол, жестянку с керосином, умывальник. Артем сидел на крыльце, отгороженный от мира стеной дождя.
Артема переполняло чувство радости. Неожиданно для себя во все горло затянул; «Ревела буря-а, гром греме-эл...» И умолк, взглянув в сторону детского сада. Во дворе никого не было. Детишки со своими воспитательницами сидели в комнатах и, слушая шум дождя, разучивали новую песенку. А покинутые деревянные лошадки сиротливо мокли на детской площадке.