Три версты с гаком

Козлов Вильям Федорович

Он вдыхает приторный запах и, ощущая приятное оди­ночество, вспоминает Нину...

2

Он познакомился с ней у Алексея. Была какая-то ве­черинка. В большой мастерской, заставленной картинами, горели толстые свечи, воткнутые в витые чугунные

под­свечники. На подоконниках стояли круглые и квадратные аквариумы. Жирные вуалехвостки и плоские усатые ска­лярии проплывали, едва заметно шевеля плавниками. На низком столике — тарелка с помидорами и малосоль­ными огурцами, вино, пиво. Большие баварские кружки с металлическими крышками. Алексей был подвержен

всем веяниям моды и в угоду ей вместо электричества зажигал свечи. А общий их знакомый художник Вадик переплюнул всех: развесил на стенах полный комплект круглых дорожных знаков, на кухне выставил на полках массу пустых заграничных бутылок, а туалет украсил сот­нями этикеток винно-водочного производства.

Нина сидела в низком кресле, закинув ногу на ногу. На черных лакированных лодочках дрожал отблеск све­чей. Она заметила, как взгляд Артема скользнул по ее коленям, и улыбнулась, не изменив своей удобной и спо­койной, но несколько вызывающей позы.

В мастерской были еще два архитектора и Вадик. Ар­хитекторы разгуливали по просторной мастерской и раз­глядывали картины, Вадик пил сухое вино и смачно за­кусывал огурцом.

— У меня есть к тебе, Артем, деловое предложение, — сказал Вадик. — Бросай свою живопись — не доходное это дело, — переходи на графику... Дам великолепную халтуру.

— С каких это пор ты стал работодателем? — усмех­нулся Алексей. — Сколько тебя помню — ты только и делал, что носился по всем издательствам и редакциям в поисках шабашки...

— Вы теперь со мной не шутите, — ухмыльнулся Ва­дик. — Вчера утвердили на ставку главного художника одного небольшого издательства.

— По знакомству? — полюбопытствовал Алексей.

— А что же я, по-твоему, плохой художник?

— Никудышный, — сказал Артем. — Впрочем, ты и сам это знаешь. Поговорим лучше о рыбалке.

— Я не рыбак, — сказал Вадик и отвернулся.

Нина и архитекторы в разговоре участия не прини­мали. Архитекторы, закончив экскурсию по мастерской, уселись напротив Нины. Черноглазый, с буйной шевелю­рой вокруг белого холеного лица Марк — Артем частень­ко встречался с ним у художников — придвинул свой стул вплотную к девушке и стал рассказывать о проекте нового кооперативного дома, который они с приятелем на днях закончили.

Приятель молчал. Был он русоволос, с широким, глад­ко выбритым добродушным лицом, звали его Вася. Артем впервые его видел.

— Мой приятель, — снисходительно улыбнулся

Марк, — чертовски талантлив, но совершенно беспомощен, когда нужно постоять перед соответствующими органи­зациями за свой проект...

Как бы по рассеянности он положил Нине на колено свою белую руку с аккуратно подстриженными ногтями. Черные глаза его влажно заблестели.

— Вы проектируете дома для жилищных кооперати­вов? — заинтересовалась Нина.

— В наших домах живут тысячи ленинградцев, — скромно заметил Марк, все еще не убирая руку с ее ко­лена.

— Этот человек, — включился в разговор Артем, — совместил туалет с ванной...

— В свое время это была гениальная идея, — усмех­нулся Марк.

Вася с любопытством посмотрел на своего соавтора.

— Так это вы, архитекторы, подложили человечеству такую свинью? — засмеялась Нина. — Я больше с вами не разговариваю... И уберите, пожалуйста, руку с моего колена.

Марк поспешно убрал руку и с неудовольствием взгля­нул на Артема.

— У тебя сегодня воинственное настроение, — ска­зал он.

— Обозвал меня халтурщиком, — подал голос Вадик.

— А вы знаете, за что наш дорогой Марк получил премию? — невозмутимо продолжал Артем. — За сен­сационное изобретение двадцатого века: полусидячую ванну!..

Вася снова с интересом посмотрел на соавтора, но ни­чего не сказал. Впрочем, лицо у него стало хмурым.

Артем хотел было спросить, почему Марк последнее время работает над проектами с разными соавторами, но удержался, решив, что на сегодня хватит. На белом лице Марка появились розовые пятна, и он уже откровенно недоброжелательно поглядывал на Артема. Сострив что-то насчет художников-реалистов, тоже плодотворно рабо­тающих на злобу дня — камень в огород Артема и Алек­сея, — Марк перевел разговор на другую тему.

Но когда он снова попытался положить растопырен­ную ладонь на Нинино колено, девушка мягко, но реши­тельно сняла его руку и подвинулась ближе к Артему. Тут хозяин пригласил желающих на преферанс, и архи­текторы ушли в другую комнату.

Нина собралась уходить, Артем тоже поднялся.

С Московского проспекта они пошли пешком к парку Победы. Рядом строили новую станцию метрополитена. Гулко ухала дизель-баба, загоняя в землю железобетон­ные опоры, скрежетал бульдозер. Из-за высокого дощато­го забора доносились голоса. Автобусы уже не ходили, а такси в этом районе трудно было поймать.

Нина, почти весь вечер молча просидев в кресле, вдруг разговорилась. В пух и прах раскритиковала лю­бимые работы Алексея. Надо сказать, что она это сделала с большим знанием дела.

— Искусствовед? — спросил Артем.

— Вы считаете, судить о художниках имеют право только искусствоведы?

— Я ничего не считаю, — сказал Артем. Ему стало неинтересно, он не любил бесполезные разговоры об ис­кусстве.

Нина сразу поняла его настроение и замолчала.

Они миновали парк Победы. Метро тоже закрылось. В будке телефона-автомата целовалась какая-то парочка. Скамейки в сквере пустые, и непонятно было, зачем они забрались в тесную душную будку. На всей протяжен­ности бесконечного Московского проспекта мигали огни. Светофоры перешли на ночной режим.

Нина жила на набережной Кутузова. Сначала Артем попытался остановить свободное такси, но потом махнул рукой. И даже когда мимо проносились машины с зеле­ными огоньками, он не поднимал руку: все равно не за­тормозят. Было тепло, они долго стояли у парапета и смотрели на Неву. Развели мосты. Какой-то лихой так­сист ухитрился проскочить на мост, когда тот стал подни­маться, и теперь медленно скатывался по наклонной плос­кости назад, где его уже поджидал заскучавший без дела милиционер.

Мимо тихо проплыл большой белый пароход. В иллю­минаторах светились огни, на баке кто-то негромко трень­кал на гитаре. Глухо и мощно рокотали двигатели. В гра­нитный берег заплескалась тяжелая маслянистая волна. Она принесла с собой пароходные огни и теперь щедро разбрызгала их: по влажным ступенькам причала.