Три версты с гаком

Козлов Вильям Федорович

Он уже раскрыл было рот, чтобы сказать что-нибудь и разрядить эту напряженную обстановку, но она вдруг с улыбкой произнесла:

— Я совсем забыла... Тебе ведь завтра рано выез­жать? В это... как его... Смехово!

Артем пробормотал, что это не имеет значения, когда выезжать. Можно и не рано, но она уже не слуша­ла его.

— До свидания, Артем, — сказала она и, не протя­нув руки, пошла к своей парадной.

Еще можно догнать ее, остановить, но он даже не по­шевелился. Вытащив смятую пачку сигарет, закурил. На душе было пусто. С ним действительно

что-то проис­ходит, а что, он и сам еще не знал.

С Финского залива наползали на звездное небо разла­пистые перистые облака. Сонных чаек отнесло от берега почти на середину. Подул ветер, и черная блестящая во­да подернулась рябью. У Петропавловской крепости по­гасли прожекторы, и приземистые каменные строения сразу из праздничных стали угрюмыми и мрачными. Те­перь можно было поверить, что здесь когда-то томились политические узники. Узкое перистое облако нависло над тусклым шпилем.

Дотрагиваясь ладонью до шершавого парапета, Артем зашагал к Литейному мосту.

Глава седьмая

1

Приехал он в Смехово в пятом часу. Сразу за пово­ротом настроение приподнялось: по дороге прошел грей­дер, на обочинах кучи песка. Теперь можно было ехать со скоростью двадцать-тридцать километров. Правда, грейдер сровнял дорогу лишь до моста, проскрести вдоль улицы у него, видно, силенок не хватило, но, как гово­рится, и на этом спасибо.

Ровно полтора месяца не был Артем здесь. Паровоз­ников твердо обещал, что через полтора месяца день в день вручит ключи.

Артем не был наивным человеком, чтобы до конца по­верить словам Паровозникова, но то, что он увидел, по­вергло его сначала в изумление, потом в гнев: старый де­довский дом, изуродованный до неузнаваемости, кособо­чился за дощатым забором. Крыши не было, одни жидкие стропила. Пачки свежей дранки весело поблескивали у колодца. Кругом разбросан строительный хлам: трух­лявая щепа, битый кирпич, стружка, гнилые бревна. Ве­тер шевелил рваные клочья обоев на досках.

И ни души. Не слышно доброго тюканья топоров, кряхтенья бревен, не пел рубанок. Тихо вокруг дома. От­ворив старую дверь, косо висевшую на петлях, Артем услышал могучий храп. Бригада «Ух!» в полном составе предавалась глубокому сну. Острые топоры воткнуты в бревенчатые стены, брезентовые сумки висели на топо­рищах, у подоконника, в стружках, выстроилась батарея бутылок. В основном «Московская» и «Волжское». Серега Паровозников раскинулся на верстаке, заняв ключевую позицию на высоте. Остальные кто как лежали на полу, подсунув под головы чурбаки и обрезки досок.

Дом изнутри представлял собой еще более жалкое зре­лище: бревна были подогнаны неровно, между ними ще­ли, из которых клочьями торчал зеленый мох, пол сту­пенчатый, из грубо отесанных досок, потолок прогнулся, из прорех при каждом шаге сыпалась труха.

Артем, бесцеремонно перешагивая через спящих, хо­дил от стены к стене и все больше мрачнел. Он готов был хватать этих несчастных халтурщиков за ноги и вышвы­ривать в окно. Еще хорошо, что не все деньги отдал им... А уж больше они не получат и гроша ломаного! Про­спиртованный тяжелый дух витал в жилище. Артем хо­тел отворить форточку, но рама, как будто только и ждала, когда до нее дотронутся, сорвалась с гнезда и со зво­ном рухнула вниз, на бревна.

Никто не проснулся. Только Паровозников перевер­нулся на своем верстаке и громко икнул.

Артем остановился посередине, поднял доску и что было силы трахнул по полу.

— Вон, к чертовой матери! — рявкнул он, побледнев от гнева.

Плотники, будто солдаты по команде «Тревога», про­ворно повскакали на ноги. Моргая мутноватыми, покрас­невшими глазами, уставились на Артема. Лишь Серега Паровозников продолжал дрыхнуть.

— Работнички! — гремел Артем. — Вам нельзя до­верить могилу копать, не только что дом строить... Что вы мне тут понатыкали? Ветер дунет и стены рассып­лются... Забирайте свои топоры — и вон! Чтобы и духа вашего не было!

Плотники переминались с ноги на ногу и медленно трезвели. Очевидно, подобную оценку своей работы им приходилось слышать не впервые, и они не удивлялись и не оправдывались. Только здоровенный Гришка, тот самый, который навострился водку без очереди покупать, попытался возразить:

— А шо стены? Матерьял гнилой... Ты дай нам яд­реный лес, такую хибару отгрохаем...

— А этот жулик все .еще прохлаждается?! — Артем подскочил к верстаку и за ногу сдернул Паровозникова.

Очутившись на полу, бригадир ошалело захлопал гла­зами. К красноватой щетине прицепилась тоненькая стружка, под правым глазом лиловый подтек.

— С возвращеньицем, хозяин, — хрипло сказал он, приходя в себя.

— Как я сразу тебя не раскусил... Ключи, говорит, в ручку, как в Америке...

— Это я для смеху, — пробормотал Паровозников, подтягивая штаны.

Не будь Артем так зол, можно было бы рассмеяться, глядя на обалдевшего Паровозникова. Но Артем сам се­бя не узнавал: по натуре он был спокойным,

уравнове­шенным человеком. По крайней мере, так ему до сих пор казалось. А тут будто бес вселился!

— Лучше бы я твою похабную рожу и не видел, — сказал он Паровозникову. — Освобождайте помещение, чертовы халтурщики! Это я не для смеха...

Когда плотники один за другим с предосторожностя­ми — пол в коридоре был ненадежный — выбрались из дома, Артем подобрал с верстака позабытый кем-то бру­сок для заточки инструмента и вышвырнул в проем окна.

2

Хмурый и невыспавшийся, Артем слонялся по за­хламленному двору и курил. Ночью прошел дождь, и с потолка хлынул поток. Пришлось перебраться с на­дувным матрасом в «Москвич».

Несмотря на все это, его вдруг разобрал смех: Серега Паровозников, конечно, тип! «С возвращеньицем, — го­ворит, — хозяин!» Наверное, так и не просыхали полто­ра месяца. Разве в трезвом состоянии можно такое наго­родить? Вечером, после того как их прогнали, пришел дюжий Григорий с мешком и забрал все пустые бутыл­ки до единой. При этом пробурчал: