Три версты с гаком
Шрифт:
Наступая на противно пищавшее битое стекло, Артем, морщась, быстро разделся и забрался под стеганое дедово одеяло. Утром предстоит им с Гаврилычем вставлять новое стекло, черт бы побрал этого Дмитриенко! Но подумал об этом Артем без всякой злости.
4
Артем слонялся по двору и поглядывал на калитку: Гаврилыча что-то не видно. На него это непохоже. В восемь утра он заявляется минута в минуту. Артем подмел комнату, вытащив гвозди, снял раму, но без плотника не стал вставлять стекло.
Дом Гаврилыча стоял на углу двух улиц. Под окнами два тополя и рябина. Листья наполовину пожелтели, лишь рябина были молодо зеленой, а красные ягоды матово светились среди удлиненных узких листьев.
Артем постучал. Никто не ответил. Он постучал еще раз и потянул ручку на себя. В избе никого не было. Недаром говорится, что сапожник всегда без сапог: изба Гаврилыча была тесной и сумрачной. Горница да маленькая кухня, в которой три четверти места занимала
белая русская печь. Вот и все хоромы искусного плотника.
Мебель тоже не ахти какая, самая необходимая: комод вишневого цвета, высокий буфет с резными шишечками по углам, широкая кровать с подушками. Очевидно, плотник потому не запирает свой дом, что сундуков с добром нет.
У поселкового Артема поджидал Носков. На худом, чисто выбритом лице тонкие морщины, в глазах усмешка.
— Государева работничка разыскиваешь? — сказал он. — Ну-ну, ищи...
— Где же он?
— Помнишь, нахваливал его? И золотые руки, и то да се... Вот и сглазил! Прямым ходом загремел твой Гаврилыч в милицию. Вчера вечером Юрка самолично отвез на мотоцикле, как старого дружка...
— Когда же он успел набраться? — удивился Артем. — От меня уходил трезвый.
— Долго ли умеючи, — усмехнулся Носков. — Не расстраивайся, через трое суток будет здесь, как миленький...
— Он ведь и выпьет, никогда не шумит... Что произошло?
— Ничего. Наш участковый, бывает, нет-нет и устроит рейд против пьяниц, Как увидит — выпивают на лужке у сельпо, так самого заводилу в коляску — и в район. Он бы и двоих посадил, да не влезают. А в Бологом меньше трех суток не дают. Юрка по моему указанию объявленьице на столбе приклеил: «Винно-водочные изделия распивать возле магазина воспрещается». А они выпивают.
— Почему именно у магазина нельзя? — поинтересовался Артем.
— Самое бойкое место. Люди идут в сельпо за хлебом иль крупы купить, а там на крыльце уже сидит веселая компания, только бутылки под забор летят... Ну, женщины и стали жаловаться, чтобы, значит, прикрыли мы эту лавочку у сельпо. Так они, мазурики, возле бани придумали, В пятницу и субботу баня мужская и женская, а при бане буфет. Туда пиво из Вышнего Волочка привозят. Вот наши мужички после работы и
располагаются вокруг баньки. Юрка и там было объявленьице
— Не мог наш участковый другого прихватить — обязательно Гаврилыча, — сказал Артем.
— Другие помалкивают, когда Юрка приходит, а Гаврилычу — как же! — побеседовать нужно...
— А Эдуард, пес его, где же? — поинтересовался Артем.
— Пес этот — умора! — рассмеялся Носков. — Как только Гаврилыча повезли — он следом за мотоциклом. Дорога сам знаешь какая... Догнал за поселком и с ходу — шасть в коляску! Прямо хозяину на колени... Теперь на пару отбывают срок.
— Как там Мыльников? — спросил Артем. — Приглашал в пятницу на рыбалку, а сам не приехал.
— Забыл совсем! Он звонил и велел передать, что не сможет на этой неделе. Там ревизия какая-то прибыла из Москвы, вот он и крутится.
Кивнув на дом, Носков спросил:
— Чего это у тебя стекло-то выбито?
— Сова ночью залетела.
— Сова?
— А может, и филин, — сказал Артем.
Носков крякнул и полез в карман за папиросой.
— Нарисовал карикатуру-то?
— Не на хорошее дело вы меня подбиваете, Кирилл Евграфович...
— У Мыльникова в кабинете специальный альбом есть, куда он все заметки из газет, где его хвалят, приклеивает... Мыльников годовой план перевыполнил, Мыльников первое место по району держит, самодеятельность у Мыльникова лучшая в области, а вот про то, как Мыльников из-за своего упрямства гробит на бездорожье сверхплановую продукцию, никто еще не написал... Такой заметки нет в его альбоме. Вот мы и обрадуем его. Я уже статейку набросал, а ты давай карикатуру. С редактором я договорился — напечатают. И поглядим: приклеит он эту заметку в альбомчик или нет.
— Может, все-таки лучше поговорить с ним по душам? — попытался отговорить Артем. — Умный человек, поймет.
— Уж я ли с ним не толковал! Сколько раз собирались втроем: я, Мыльников и Осинский. И получалось точь-в-точь, как в басне Крылова «Лебедь, рак да щука»... Есть у него, Алексея Ивановича, одно слабое место — это печать. Тут он реагирует сразу. Вот увидишь!
— Ладно, уговорили, — согласился Артем,
— Одно дело сделали, — сказал Носков и повернулся к мальчишке, что сидел на низкой скамейке и с любопытством посматривал в их сторону. — Женька, иди-ка сюда!
Мальчишка отрицательно покачал головой. Он был в клетчатой рубахе и зеленых штанах.
— Иу, иди же, — уговаривал Кирилл Евграфович. — Никто тебя не съест.
— Чего идти-то? — пробурчал Женька. — Мне и тут не дует.
— Погоди, я сейчас, — сказал Носков Артему и поднялся в поселковый. Вышел он оттуда с двумя толстыми ученическими альбомами для рисования.
— Где тут у тебя учительница нарисована?
— Там, — неопределенно кивнул головой мальчишка.