Три версты с гаком
Шрифт:
Все это вспомнил Артем, сидя на полу в мастерской. Насмешила его тогда бабка Фрося. Внучонок ее, конечно, побывал здесь. На пыльном полу остались маленькие следы. Убедился, чертенок, что никакого телескопа тут нет.
Артем раскрыл альбом и задумался. Прямо перед ним проселок, а за ним остроконечные покачивающиеся вершины сосен. Прошли дожди, и горе-дорога снова расползлась, разухабилась. В жирной черной грязи поблескивают лужи, отражая безмятежное небо. Как же ему поинтереснее изобразить на карикатуре Алексея Ивановича Мыльникова?..
Глава
1
Артем и Гаврилыч обшивали досками стену мастерской, когда прибежала Настенька-кассир и сказала, что Василия Гавриловича срочно требуют в поселковый.
— Кто требует? — спросил плотник, заколачивая в свежеобструганную доску гвоздь.
— Председатель и... другие, — ответила Настенька.
— Небось к празднику фанерную звезду на клуб устанавливать заставят, — сказал Гаврилыч и положил молоток на пол.
— И вы тоже зайдите, — взглянула на Артема Настенька. — Кирилл Евграфович просил.
Настенька спустилась по лестнице вниз, а Гаврилыч полез в карман за кисетом. Он никогда не спешил выполнять приказания. Закурив, почесал свой бугристый нос, наморщил лоб.
— Когда надоть чего-нибудь сделать, председатель сам приходит, — сказал Гаврилыч. — Тут что-то другое... Я думаю, шпрыц вставлять будут.
— Это что-то новенькое! — удивился Артем.
— Как дадут им за что-нибудь нахлобучку в районе, так завсегда мне шпрыц вставляют... И за то, что выпиваю, и не работаю нигде. Я б и рад в рай, да грехи не пускают... И потом моя работа тонкая, художественная, а им подавай план! А художественность начальство не интересует.
Гаврилыч докурил цигарку, тщательно притушил окурок и пошел к лестнице.
— Пойдем, Иваныч, послухаем, чего они там еще придумали.
В кабинете председателя было накурено. Синий папиросный дым пластами поднимался к потолку. Курили мужчины. Женщин было две: Нина Романовна, круглолицая пожилая женщина с седыми волосами — секретарь поселкового, да еще кассир Настенька. Она пристроилась на круглом фанерном стуле у самой двери. Настенька исполняла обязанности и курьера. Носков кивнул Артему, на Гаврилыча же взглянул строго и осуждающе. Тот стащил с головы кепчонку и усмехнулся, оглядываясь, где бы присесть. Но свободного места не было. И Гаврилыч притулился к стене, на которой был прибит большой красочный плакат: «Берегитесь мух — они источник заразы!» Артем встал у двери. Настенька принесла из другой комнаты один стул. Судя по всему, Гаврилычу стула не полагалось, раз ему будут «шпрыц вставлять».
— Вроде бы трезвый, — сказал один из присутствующих.
— Когда работаю — в рот не беру, — с достоинством заметил Гаврилыч.
— Это верно, — на всякий случай сказал Артем, но на его слова никто и внимания не обратил.
— Когда работает! — насмешливо сказал все тот же голос.
— Где же ты, Василь Гаврилыч, интересно, трудишься? — спросила Нина Романовна. — На каком таком ответственном производстве?
— Уж тебе-то, Романовна, совестно так говорить... Из окна должно быть
— Это называется, Василь Гаврилыч, не производство, а шабашка, — сказал Носков.
И тут сразу заговорили несколько человек. Гаврилыч завертел своей плешивой головой направо и налево, не зная, кого слушать. Носков постучал костяшками пальцев по стеклу — он сидел за письменным столом — и попросил говорить по одному. Депутаты поселкового Совета обвиняли Гаврилыча в систематическом пьянстве, в тунеядстве, мол, не проходит месяца, чтобы он не побывал в милиции... Тут Гаврилыч не удержался и ввернул:
— В последний раз я там за бригадира был... Гараж построил... и всего за трое суток... Тьфу, то бишь, за три дня. Спросите у Юрки.
Молодой светловолосый лейтенант усмехнулся, но ничего не сказал.
Ругали Гаврилыча долго и истово, но нужно заметить, что никакой особенной злости в голосах выступавших не было. Ругали по привычке и произносили привычные фразы. И Гаврилыч не обижался, смирно стоял под плакатом, на котором была изображена гигантская муха, и помалкивал. Услышав меткое крепкое словечко, он удовлетворенно кивал, выражая этим свое одобрение. Когда все выговорились, Кирилл Евграфович подвел итог:
— В общем, Василь Гаврилыч, получается, что ты есть чистой воды тунеядец, а в стране сейчас повсеместно идет беспощадная борьба против этого нездорового явления, и мы никак пройти мимо вопиющего факта не можем.
— А что это за штука такая — тунеядец? — глядя на председателя голубыми невинными глазами, спросил Гаврилыч. — С чем ево кушают?
— Ты что, газеты не читаешь? — нахмурился Носков. — Отсталый ты человек, ежели не в курсе событий, происходящих в нашей стране.
— Газеты-то я читаю и книжки тоже — спроси у библиотекарши. Давно все книжки прочитал, а новых что-то нету... Уж сколько раз вам всем говорили, что нужно приобрести для библиотеки новые книжки, а вы, товарищи депутаты, и в ус не дуете... Третьева дня взял одну книжку... Как же она называется? Вспомнил: «Желтый пес»! Так в середке нет половины листов. И главное — выдраны на самом интересном месте...
— Мы сейчас не о библиотеке толкуем, — сказал Носков. — Твой вопрос решаем. Значит, ты не знаешь, что такое тунеядец? Я тебе объясню... Тунеядец — это подозрительная личность, которая не желает жить, как все люди, не уважает законов нашего государства, пьянствует и нигде не трудится...
— Это я-то не тружусь? — возмутился Гаврилыч. — Ты, Евграфыч, выдь на улицу, протри глаза, коли их застлало, да посчитай, сколько домов в поселке я срубил! — Он оглядел присутствующих. — Чего ж ты молчишь, Васильич? Кто тебе избу поставил в прошлом году? А ты, Романовна, чево отвернулась? Не я ль тебе той осенью фасад подправил? Твой дом того и гляди норовил в грядки носом кувыркнуться... А с тобой, Кузьма Иваныч, рази мы по рукам не ударили, что как только кончу дом покойного Андрей Иваныча, так сразу за твою гнилую хоромину примусь?