Три версты с гаком

Козлов Вильям Федорович

Барсучье озеро было небольшое, но красивое. Сосно­вый бор окружал его со всех сторон. Ни одного острова. Берега крутые, с торчащими из обрыва засохшими корнями деревьев. Корни нависали над водой, на них шевели­лись на ветру черные пряди мха. Откуда-то,

по-видимому, с другого водоема, прилетали небольшие озерные чайки. Сделав несколько ленивых кругов и не снижаясь, уле­тали.

Забрасывал блесну Мыльников не очень далеко. Был он в широченных синих галифе с красным кантом, в бре­зентовой на меху куртке и резиновых сапогах. Круглое щекастое лицо будто кирпичом натерли. Толстый нос лос­нился.

— Сейчас будет удар, — после каждого броска приго­варивал он и старательно крутил катушку.

Но удара не было. Блесна, посверкивая в воде, воз­вращалась к лодке, поднималась в воздух и, немного по­дрожав на конце удилища, снова со свистом улетала прочь.

— Мда-а, — вздохнул Артем, растирая кисть.

— Что вы сказали? — спросил Мыльников.

— Возможно, здесь щук вообще нет.

— Посмотрите, какие берега. — Сказал Мыльников. — Щука ходит...

— Берега ничего...

Мыльников положил в лодку спиннинг и полез в кар­ман куртки. Достал газетный сверток, развернул и про­тянул поджаренные пирожки.

— Угощайтесь, жена испекла.

С пирожками расправились в два счета. Мыльников разгладил на колене промасленную газету и ткнул паль­цем в карикатуру.

— Узнаете?

На карикатуре был изображен собственной персоной Алексей Иванович. Он гордо сидел за рулем грузовика, который мчался по дороге, вымощенной самой разнооб­разной продукцией спиртзавода «Красный май». И ко­роткая подпись: «Три версты с гаком. Ремонт дороги по-мыльниковски». А вверху пространная статья Носкова, посвященная этой злободневной теме.

— Ну что ж, — сказал Артем, — правильно вас про­дернули... С вашими-то возможностями да техникой эту дорогу можно за месяц заасфальтировать или уж, в крайнем случае, загрунтовать и засыпать щебен­кой.

— Слышали такую песенку? — ухмыльнулся Алексей Иванович. — Мустафа дорогу строил, а Жиган по ней ходил... Пусть Осинский строит. У него тоже продукция бьющаяся...

— Во-во, Носков и пишет: вы ждете, когда Осинский построит, а он ждет, когда вы...

— Почему-то не его, а меня на весь район прославили. Как на ваш просвещенный взгляд, карикатурка-то ни­чего?

— Вполне приличная, — скромно заметил Артем.

— Интересно, чья это работа? — Алексей Иванович с интересом разглядывал рисунок. — Жена говорит, худож­ник схватил самую суть: лунообразное лицо, нос картош­кой, самоуверенный вид... Вроде бы у меня, кроме вас, и знакомых художников-то нет...

— Вон круги пошли... Никак щука ударила! — сказал Артем.

— Я ведь говорил, щук здесь тьма.

— Вашими молитвами... — улыбнулся Артем, подводя к лодке пустую блесну.

5

Яркий костер пылал на берегу Барсучьего озера. От торчащих из песчаного обрыва скрюченных корней про­тянулись длинные дрожащие тени. С осин слетали сине­ватые листья и опускались в воду. Их много плавало у самого берега. Солнце спряталось за бором, подсветив багрянцем редкие перистые облака. Снова прилетели три чайки и, сделав величавый круг над притихшим озером, исчезли за вершинами сосен.

Ни одной рыбки не поймали на Барсучьем озере. И вот вместо окуневой ухи варили кашу с мясом. Инициа­тиву в этом деле сразу захватил Мыльников. Он сказал, что еще не встречал такого человека, который смог бы лучше его сварить уху или кашу из пшенки.

— Вы как любите: пересол или недосол? — спросил он.

— Золотую середину, — сказал Артем. Он примостил­ся на тужурке и смотрел на костер. — По-моему, уже готова.

Мыльников попробовал дымящееся варево, покачал головой.

– — Еще минут пять покипит, — убежденно заметил он.

— Почему именно пять, а не три или не десять?

— Внутреннее чутье, — сказал Алексей Иванович. — На фронте, помню, был такой случай. Из землянки на КП я всегда ходил по узенькой тропке вдоль траншеи. Сами понимаете, каждый день артобстрел, бомбежки... И вот иду я на КП, подошел к тропинке, а пушки уже грохочут вовсю. И что-то подсказывает мне, чтобы не ходил этой дорогой. Со мной был начальник штаба. Мы в одной зем­лянке жили. Я и говорю ему: пойдем ельником, это не­много дальше, но за укрытием. А он засмеялся и пошел по тропинке. Я — ельником. И что вы думаете? Прямым попаданием! Хоронить было нечего... Вот что такое внут­реннее чутье, молодой человек!

— А нынче что же? Ни одной рыбины! Выходит, под­вело вас внутреннее чутье?

— Это пустяки... На рыбалке оказаться без рыбы — обычное дело.

— У меня вот нет внутреннего чутья, — сказал Ар­тем. — И кашу могу пересолить, и пойти не той дорогой...

— Кому что дано, — заметил Мыльников, снимая ко­телок с огня.

Обидно, конечно, что глухое лесное озеро встретило их так неприветливо. Стоило в такую даль забираться, чтобы вместо ухи угощаться пшенной кашей. Костер совсем про­горел, и Артем подбросил сухих веток.

Темнота со всех сторон незаметно и бесшумно обсту­пила палатку, костер. Неподалеку сухо треснула ветка, зашуршал папоротник, и снова стало тихо. Уж не барсук ли выбрался из норы на охоту? Недаром ведь назвали озеро Барсучьим?

Они закурили и, попыхивая папиросами, молча смот­рели на огонь. Спать не хотелось. Артем вспомнил про транзистор и достал из вещмешка.

— Как же мы забыли про музыку? — сказал Мыльни­ков. — Вся рыба была бы наша.

— Вы оптимист, — усмехнулся Артем.