Три весны
Шрифт:
— Действуй, Алеша! Желаю большого успеха, больше самой Саур-могилы, — сказал Кенжебаев бодро и торжественно, словно уже поздравлял с победой.
Бесшумно подошли Кудинов и Тихомиров. Сели на мокрую от росы траву, и Алеша сел с ними рядом. Каждому хотелось сказать что-то свое о предстоящих боях. Да и не только о боях, а и о себе, о том, что радовало и мучило душу. В такие минуты, как на исповедь, шли друг к другу.
— На письмо рассчитывал, — сказал Кудинов задумчиво и устало. — Не пишет женка, язви ее!.. А село у нас большое и на самом берегу Волги. Красотища неописуемая! За рекою — покосы, ягод-то сколько!
— А ягода какая? — для того лишь, чтобы поддержать разговор, спросил Тихомиров.
— Разная. Больше смородина. Есть и малина. Пойдешь на какой-нибудь час и несешь целое ведро. И пасека там колхозная, за рекой. Жив буду — и я поставлю там ульи. Собственные… А если я тебя, товарищ лейтенант, после войны приглашу в гости, приедешь?
Алеша улыбнулся и всерьез подумал о том, сумеет ли он побывать у Кудинова. Может, и не специально ехать, а завернуть проездом хотя бы. В одних окопах сидим, один суп хлебаем, фронтовые друзья. И как об уже решенном деле, Алеша сказал:
— Приеду, Кудинов.
Тот обрадовался Алешиному обещанию и негромко попросил:
— Запиши адресок. Ну, а ежели чего случится со мной у тебя на глазах, так сообщи родителям. Пусть не ждут.
— Чего занюнил! Куда ты денешься! — оборвал его Тихомиров. — Это добрые люди погибают, а такие, как ты, долго живут.
— Эх, Тихомиров, Тихомиров. Не шибко веселая у тебя шутка. Не утешительная, — заметил Кудинов и умолк.
Восток начинал светлеть. Стали видны очертания орудийных стволов, направленных в сторону Миуса, скрюченные фигурки спящих в балке бойцов. По клочкам седого тумана угадывалась река.
И вдруг откуда-то сверху наплыл быстро нарастающий гул моторов. По ровному, без подвывания рокоту можно было сразу определить, что это наши самолеты. Их было много, и они направлялись в сторону Саур-могилы.
Самолеты ушли за реку, а в сумеречном небе заметались разрывы снарядов.
«Наши чего-то церемонятся с зенитчиками», — подумал Алеша с досадой.
И, как бы в ответ, за Миусом вспыхнули и загрохотали взрывы тяжелых бомб. Летчики бомбили прицельно. Яркие сполохи появлялись то в одном, то в другом месте. И редели огненные вспышки в небе, пока их совсем не стало. Значит, наши заткнули горластые глотки зениткам. Разбомбили штабы и резервы врага, а сейчас повернут домой…
— Товарищ лейтенант, к телефону!
Снова Кенжебаев. Он передал условный сигнал к наступлению: три красных ракеты. Внимательно наблюдать за первыми разрывами. Только их можно подкорректировать.
Невероятно утомительно ожидание боя. Минуты кажутся часами, кровь гудит в ушах, и от напряжения слепнут глаза. Ничего так не хочется бойцу, как приблизить сражение, поскорее дойти до той черты, за которой жизнь или смерть, победа или поражение.
Алеша нетерпеливо прохаживался возле орудий. Наводчики уже доложили ему, что пушки наведены на цели. Заряжающие приготовили фугасные и подкалиберные снаряды. На Миус-фронте ожидали появления «тигров» и «фердинандов», которых трудно сразить простым бронебойным снарядом. Лобовая броня у них — небывалой толщины и прочности. Тяжелые «тигры» фашисты уже применяли на Орловско-Курской дуге. Там-то и родилась идея нашего снаряда с фигурной головкой, названного подкалиберным. Теоретически он пробивает любую броню. А подтвердится ли теория на практике? Уж больно не внушительный, совсем интеллигентный вид был у подкалиберного снаряда.
Алеша разбудил Наташу и Богдана. Наташа, еще ничего не соображая, потянула к себе санитарную сумку.
Рассвело. Стали хорошо различимы линии нависших над Миусом скал, разбитых домиков села. Вырисовывалась величественная, загадочная Саур-могила. И было как-то не по себе от ее названия. Кто-то сложит голову на этой высоте и, может быть, даже сегодня.
Ракеты взлетели одновременно. И Алеша крикнул:
— Первое — дальнобойной гранатой, огонь!..
Он не успел дать команду всей батарее. Землю и воздух потряс невероятный грохот, и Алеша сразу оглох. Махнул рукой командирам орудий, и они сделали первые выстрелы.
О пристрелке не могло быть и речи. И тогда Алеша часто замахал рукой, а командиры орудий перешли на режим беглого огня.
Алеша глядел за Миус. Но он ничего не видел, кроме вздыбившейся земли. Стена пыли и дыма росла и расползалась по небу. Взрывов нельзя было разглядеть. Только неистовый, ни на секунду не прекращавшийся гром говорил о дьявольском могуществе артиллерии.
Пыль, поднятая разрывами, сомкнулась с клубившейся над батареями пылью от выстрелов. И тогда наступила тьма. Видны были лишь раскаленные стволы орудий.
Шел второй час артиллерийского штурма. Люди плевались грязью, дурели от дикого грохота. Казалось, весь гнев исстрадавшейся и ожесточенной страны обрушился на головы фашистов.
И вот гром разрывов несколько стих. Это значило, что огонь перенесен в глубину обороны противника. Сейчас пойдут в атаку танки и матушка-пехота. И, действительно, мимо батареи на большой скорости пролетели несколько наших «тридцатьчетверок».
К орудиям ездовые подали коней. Подъехали фургоны, чтобы забрать остаток снарядов, и на один из фургонов Алеша пристроил Богдана.
Батарея снялась с огневой позиции и устремилась вперед, к Миусу. Артиллеристы бежали, чтобы поспеть за пушками. К Миусу спешили танки, гвардейские минометы и самоходные орудия. Вперед, только вперед!
Под копытами коней вдруг заплясали доски. Первая пушка, клюнув стволом, взлетела на дощатый настил переправы. И Алеша увидел Миус: мутную от крови реку, увидел опрокинутые в воде какие-то повозки и прибитые волною к понтонам трупы солдат и коней. И только тут приметил в посветлевшем небе пикирующие «юнкерсы». С небольшой высоты они падали на соседнюю переправу, которая была в километре отсюда. Рвались бомбы, выплескивая реку из русла и разнося вдребезги автомашины, понтоны, танки.
В фруктовом саду, что прижался к Миусу, батарею встретил лейтенант Кенжебаев. На черном от грязи лице светились одни белки глаз. Он был возбужден происходящим, ему не терпелось поскорее идти вперед. Лейтенант раскрыл планшет и ткнул пальцем в карту:
— Место батареи вот здесь, — показал на балку, расположенную за холмом. — Я устанавливаю связь с командиром дивизиона и уточняю дальнейшую задачу.
Кенжебаев исчез. Алеша же оглядел местность. Дорога к балке вела вокруг холма. На этой дороге виднелись пехотинцы, то рассыпавшиеся, как горох, то снова сбившиеся в группы. По ним били немецкие батареи. Проскочить открытую степь было немыслимо. Ни от людей, ни от коней ничего б не осталось.