Тридцать дней
Шрифт:
— Однажды я остепенюсь, — хмыкает Созидающий. — Но пока у меня еще есть время.
— Друг мой, — голос папы становится серьезным, мне даже слышится в нем напряжение, — возможно, твои чаяния не сбудутся.
— Это не тебе решать, — тон гостя неуловимо меняется. В нем появляется нотка упрямства.
— И не тебе, — чеканно отвечает отец.
— Не будем ссориться, Тер.
Я хмурюсь и спускаюсь немного ниже, чтобы лучше слышать, потому что голоса мужчин затихают, и я понимаю, что дальше разговор ведется приглушенно. Им не нужны свидетели, однако это меня волнует мало. Любопытство ведет меня вперед, почти под двери маленькой гостиной с камином.
— Я не позволю вам рвать ее на части, — шипит отец.
— Тер, она единственная Созидающая в этом мире…
— Вот именно, — даже в полушепоте папы я слышу кипучую ярость, — единственная! Я не желаю, чтобы вы делили ее, как трофей, только потому, что нет альтернативы. Вы измотаете девчонку своими притязаниями…
— Ты не прав, Тер, — возражает Оркан. — Уже хотя бы потому, что малышка обещает стать настоящей красавицей, и это влечет к ней. И ты знаешь — союз земли и воздуха наиболее прочный. Основополагающие условия есть — влечение и предрасположенность. Сейчас она мала, и я не позволяю себе думать о ней, как о женщине. Но всего несколько лет, и прелестное дитя станет девушкой…
— Даже думать об этом не хочу, — папа злится.
— Тер, мы оба знаем, что малышка неравнодушна ко мне. Мне слишком много лет, чтобы не увидеть этого…
— Да уймешься ли ты?!
— И если ты опасаешься, что я буду слишком ветреным, я готов к ритуалу слияния…
— Ты не в себе, Оркан! — раздраженно восклицает папа. — Ты зол на свою любовницу, ты слишком много выпил, и тебе стоит, как следует, выспаться. Что до твоих устремлений, то я уже говорил, что думаю об этом, и с тех пор ничего не изменилось. И не изменится, Орканис! А теперь возвращайся домой и проспись.
Я едва успеваю увернуться от открывающейся двери, чтобы не получить по лбу, потому что уже совсем бесстыдно прижалась ухом к деревянной створке. Издаю короткий писк и встречаюсь с безумно красивыми изумрудными глазами Орканиса. Он замечает меня, слегка приподнимает брови, явно поняв, чем я была занята всё это время, но не насмехается. Вместо этого заботливо спрашивает?
— Не ударилась?
Я мотаю головой, чувствуя себя до невероятности глупо, потому что опять начинают подрагивать от волнения руки, и во рту становится сухо. Ни одной мысли в голове. Так и стою с приоткрытым ртом и во все глаза рассматриваю Созидающего с воздушным источником.
— Дочь. — Голос папы холоден. Когда он недоволен мной, он всегда говорит именно так — дочь. — Брысь!
— Ой, — полузадушено охаю я и мчусь наверх, почти ненавидя отца за то, что он заставляет меня выглядеть такой дурой…
— Орканис, — имя воздушника сорвалось с моих уст полувсхлипом-полувздохом.
Не сразу заметила тишину, воцарившуюся на горной дороге. Айры, до этого мгновения спокойные, даже Оэн Быстрокрылый устал бахвалиться, уступив в споре Аквею, вдруг распахнули крылья, приняв угрожающую позу, и в их ладони из наручей скользнули узкие короткие клинки, сверкнувшие в солнечных лучах.
— Никто из бескрылых не знает имени нашего бога, — прошипел Оэн. — Откуда его знаешь ты, женщина?!
— Вот, Тьма, — как-то устало вздохнул Аквей. — А ведь почти разошлись миром. Держись, разговорчивая моя.
И горная дорога превратилась в стремительную реку…
Глава 11. День тринадцатый
Кажется, я скоро привыкну к смене телесной оболочки на воду и обратно. Когда меня выплеснуло на узкий каменный участок между двух склонов, я даже с интересом рассмотрела свою прозрачную руку прежде, чем вернула себе плоть. Аквей стоял рядом, скрестив на груди руки и взирал на меня странным взглядом сверху вниз, пока я, стоя на четвереньках изучала свое водяное тело.
— Ты сама вернула форму, — отметил он.
— Угу, — промычала я, растягиваясь на камнях уже человеком, — быстро учусь.
Водник задрал голову и посмотрел на небо.
— Кажется, оторвались, — сказал он.
— Еще бы, — хмыкнула я.
Аквей прогнал нас по горным дорогам, пока наш поток не влился в поток настоящий. Айры неотступно следовали за нами, пока могли проследить путь. Впрочем, летуны меня заботили мало, полетали, покричали гадости с неба, погрозили кулаками и исчезли, потеряв из виду. А вот наши жеребцы пребывали в прострации. Я некоторое время наблюдала за тем, как они жмутся к склону, дико водя глазами по речным волнам, вздохнула и поднялась на ноги.
— Что хочешь делать? — настороженно спросил Скай.
— Творить, — коротко ответила я.
Мне было и самой любопытно, смогу ли я применить свой дар сейчас, когда память и сила всё еще не проснулись во мне до конца.
— Я тебе нужен?
— Нужен, — машинально ответила я, — но не сейчас.
— А когда?
— Всегда. Скай, помолчи немного.
— Вот бы тебе помолчать, когда мы уже почти ушли от аиров, — ядовито ответил водник. — Кто такой Оркан?
— Претендент, — досадливо отмахнулась я.
— На тебя?
— На меня. Скайрен Аквей, закрой рот…
— Не многовато ли претендентов?
— Бесконечный Хаос, Скай! — я порывисто обернулась и возмущенно посмотрела на него. — Ты можешь помолчать хоть немного? Я пытаюсь вспомнить, как творить в истинной реальности!
— У вас что-то было?
— Ска…
— Тьма, Ирис! Сколько их? Торн Айер, какой-то бог айров, рыжий, змееныш Войтер! Кто еще?
Вот теперь я воззрилась на водника с непониманием. Попыталась вспомнить, когда у него был такой же бешеный взгляд… Ах, да, тогда появился Венн. Хм…
— Скай, ты ревнуешь? — осторожно спросила я.
— Сколько, Ирис?! — прогромыхал Аквей.
— Не так уж и много для всех моих жизней, сколько бы их не было, — несколько раздраженно ответила я. — В чем дело, леор Аквей? Что вас так рассердило?
— Меня бесит, что каждый мужик, о котором ты вспоминаешь, оказывается твоим.
Я похлопала ресницами и… взвилась.
— А ты не забыл, кто ждет тебя? Еще несколько дней назад ты собирался жениться на своей невесте! За какой Тьмой ты сейчас орешь на меня, если вскоре снова будешь стонать на Эйволин?!