Тридцать третий румб

Голикова Мария

Я старался его растолкать, когда меня схватили за плечи. Это был Ханс с компанией. Вот уж повезло так повезло… Я пытался им втолковать, что к чему, но они то ли не поняли меня, то ли не захотели понять. Достали верёвку, скрутили мне руки сзади, завязали каким-то хитрым узлом, которого я не знал, – и повели в порт, то и дело пихая и подталкивая в спину, чёрт бы их побрал. Я сказал с досадой:

– Франческо не забудьте!

Они удивились, что я про него вспомнил, – видно, решили, что я теперь так затрясусь от страха за свою шкуру, что больше ни о чём думать не смогу. Но подняли его и потащили.

Пока мы добирались в шлюпке до «Святого Христофора», они разговаривали между собой только по-голландски. Не скажу, что за время морской жизни хорошо овладел их языком, но слово «galg» [19]

отлично разобрал. Другого и не ждал…

Капитан занимался торговыми делами, сейчас ему было совсем не до убийства Луиджи и не до меня. Он решил разобраться с этим позже, а пока приказал отвести меня в трюм и заковать в кандалы, как подозреваемого в убийстве. У меня внутри всё словно провалилось куда-то – это же конец, тупик. Ну почему мне так не везёт…

19

Виселица (голл.).

Меня привели в специальный отсек, куда сажали за разные провинности, заковали в ножные кандалы и оставили в одиночестве. Скорее всего, в них меня и повесят… Я так боялся новых унижений – вот они. Для начальства я примерно на одном счету с крысами, вникать в моё дело никто не станет. И мне сейчас надо не сидеть тут, а искать доказательства, что я не виноват, искать настоящего убийцу Луиджи, хоть что-нибудь – время уходит! Только кто же выпустит меня отсюда? Да и, наверно, уже поздно – убийца что, дурак, что ли, сидеть в Порт-Ройале и ждать, пока его поймают? До чего же глупо всё получилось… Меня охватила такая досада от собственного бессилия, что я в сердцах ударил кулаком по тяжёлому браслету на ноге. Ободрал руку до крови – а железу хоть бы что. От боли гнев поутих, накатила горечь. Ещё никогда в жизни у меня не было так скверно на душе.

Посидев там ещё немного, я продрог, словно насквозь пропитался сыростью. Днём мне принесли сухарей и воды. Учуяв съестное, наглые крысы сразу полезли ко мне. Я кинул им один сухарь, они вмиг его сожрали и ещё долго возились около, ждали, не будет ли добавки. На палубе пробили восемь склянок – значит, было четыре часа дня. Погода испортилась, там, снаружи, вверху, зарокотал гром. Налетел ветер, «Святой Христофор» стало кренить и качать на прибрежных волнах. Он вздрагивал на якоре, как беспокойная лошадь на привязи, жалобно скрипел и гудел, когда якорный канат натягивался. Здесь, в трюме, эти звуки были куда громче, чем наверху. Вскоре гром послышался снова, ближе, а потом начал грохотать, почти не переставая, прямо над головой. Пинас отчаянно подбрасывало и болтало, в какой-то момент я даже забеспокоился, как бы его не сорвало с якоря. Но он держался молодцом. А в паузах между громовыми раскатами я слышал, как струи ливня бьют по его бортам, как шумит море… Короткая гроза, обычная для этих мест, унеслась дальше, и ливень понемногу стих. Я с удивлением поймал себя на мысли, что «Святой Христофор» теперь вызывает у меня нечто вроде нежности. Я к нему привязался, несмотря на все невзгоды. Жалко, что скоро меня на нём не будет…

Шло время. Наступила ночь. Не стану вам рассказывать, какие думы меня одолевали, как мне хотелось снять проклятые кандалы и глотнуть свежего воздуха. Расскажу о том, благодаря чему запомнил эту ночь на всю жизнь. Я пытался успокоиться и заснуть, но из головы никак не шла петля на нок-рее [20] , в которой я скоро буду болтаться. Я думал о ней с тем же чувством, с каким во время шторма смотрел на огромные волны, каждая из которых могла бы запросто потопить наш пинас. Внутри всё цепенеет от страха, но мысли ясные, и от этого только хуже… А ведь за бортом затхлой конуры, где я сижу, та же самая зелёная тьма, которой я так боялся во время бурь.

20

Нок-рей – оконечность рея (морск.).

Я подумал об этом и вдруг отчётливо ощутил, что море живое. Сейчас, в ночной тишине, оно словно бы говорило со мной. Я не мог его видеть, но я его чувствовал. Вот теперь я понял, почему Роберто так любит смотреть на море. Рядом с морем осознаёшь, что все твои беды ничего не значат. Пока мы шли через океан, я хотел поскорее добраться до берега, опасался, что потонем, а теперь понимал, что эта зелёная бездна всё знает про меня, про всех нас, и совсем не хочет нам зла. Она не враг даже тем морякам, которые нашли свой последний приют на дне рундука Дэйви Джонса… [21] И мне она не враг. А ещё я почему-то был уверен, что всё это не просто так, от отчаяния, взбрело мне в голову. Как будто меня услышали где-то далеко. Когда на судно надвигается шквал, опытный моряк чувствует его приближение ещё до того, как увидит на горизонте зловещее тёмное пятнышко. Вот и у меня теперь было похожее ощущение. Только шквал – это опасность, а я в ту минуту ничего дурного и опасного не чувствовал. Наоборот, для меня как будто забрезжила какая-то надежда…

21

Рундук Дэйви Джонса – океанское дно (морск.).

Я очнулся уже на следующий день. Тело затекло в неудобной позе, живот свело от голода, ноги ныли от кандалов и сырости. Вдруг люк трюма открылся, ко мне подошёл помощник боцмана. Всё, сейчас начнутся допросы, бесполезные попытки оправдаться… Ну, может, хоть узнаю, когда казнь, сколько ещё маяться осталось, – неизвестность-то хуже всего. Я встал.

– Выходи. Свободен, – объявил помощник боцмана, достал ключ от кандалов и снял их с меня.

Ничего не понимая, я поднялся на палубу. От яркого солнца заломило глаза. Франческо накинулся на меня с объятиями, чуть с ног не свалил. Руджеро на радостях хлопнул меня по плечу – вот дьявол, ну и силища у него.

Рядом стоял Роберто, и вид у него был изрядно потрёпанный – щека рассажена до самого уха, рубаха разорвана, рука перевязана выше локтя, и повязка в крови. В ответ на мой вопросительный взгляд он усмехнулся:

– Скажи спасибо своей Кармеле. Не знаю, как она меня разыскала, но разыскала. Прибежала, рассказала, что с тобой стряслось. Я понял, что, если срочно не найти убийцу Луиджи, тебе крышка. Вот и пришлось побегать.

– Как ты его нашёл?

– Сперва зашёл в таверну «У старого моряка», расспросил хозяина. Узнал, с кем пил Луиджи, к какому судну они приписаны. Они с фрегата «Удачливый». Если бы они оказались поумней и не стали пропивать краденое в первом же кабаке, тебе пришлось бы туго. А так при них и остатки краденых денег нашлись, и кошель, и нож – убийца даже кровь с него стереть толком не успел. Они были пьяные в стельку, но не очень хотели сдаваться, как видишь. – Он кивнул на своё перевязанное плечо. – Сейчас они в тюрьме Порт-Ройала. Во всём признались. Ну, иначе бы тебя не выпустили.

Я молча пожал ему руку.

Поодаль стоял Ханс со своими дружками. Они все вместе подошли и сказали мне, переминаясь с ноги на ногу:

– Ты уж прости, брат, что так вышло. Мы не со зла…

– Кого же ещё нам было подозревать? – медленно и рассудительно добавил Ханс на немыслимой смеси голландского с итальянским. – Там, кроме тебя, никого не было. Но теперь мы твёрдо знаем, что ты тут ни при чём и у Луиджи в тот раз тоже деньги не крал.

А, всё хорошо, что хорошо кончается. С тех пор как я подался в моряки, мне то и дело приходится прощаться с жизнью. Ещё немного – и это войдёт в дурную привычку… Ребята на радостях начали зубоскалить – спрашивали, что это за Кармела такая, просили познакомить. Я не собирался об этом болтать – и не болтал, но они ещё долго приставали, нескоро угомонились. Я даже Франческо не рассказал. Да и как это расскажешь? А главное, зачем?

В тот день я был уверен, что мне помогли не только Кармела и Роберто, но и само море. Не знаю, как это объяснить. Таилась в нём какая-то непостижимая сила. Раз почувствуешь её – уже никогда не забудешь…

Только один вопрос ещё оставался без ответа. Ночи стояли тёплые, мы легли спать на палубе. Роберто устроился рядом со мной. Я придвинулся к нему и спросил едва слышным шёпотом:

– Почему ты не пришёл, когда взошла луна?

– Прости, брат, не смог, задержался. Было у меня в этом порту одно очень важное дело. Если бы всё получилось, я сейчас был бы уже далеко отсюда… Но не получилось.