Тридцать три урода. Сборник
Шрифт:
Алексей (опускается на стул и притягивает ее к себе. Она поддается, бессильная отказать. Медленно и тихо).Ты думаешь, я боюсь смерти? Нет! Но я жаден до моих ночей. (Его голос крепнет.)Мне осталось мало ночей жизни, смерть придет раньше, чем насытится моя страсть к тебе. (Притягивает ее ближе.)
Анна (отрываясь).Аглая так прекрасна добротою. Я уже не та, что была в Забытом. Когда звала тебя.
Алексей.Ты звала? Я был три раза в Забытом в этот год… (Задумывается.)В этот год. И все три раза
Анна.Но теперь я знаю, что я звала тебя… из моей глубины…
Алексей.Это — страсть.
Анна.Я только потом понимаю себя. Но потом всегда уже поздно!
Алексей (задумчиво).Ты была мертвая, когда я нашел тебя там, в Забытом, год тому назад. Это ты жизнь звала во мне…
Анна (ломает руки).Что делать? что делать? Аглая сказала мне, что твоя верность — чудо, но чудо совершается. В чуде — вся ее любовь. Она вся в своей любви. Без ее любви у нее ничего не останется. Надо, чтобы чудо совершилось. Нельзя обмануть такую веру.
Алексей (жестко).Вера уже обманута.
Анна (порывисто).Алексей, забудь эту ночь!
Алексей (тверже притягивает ее. Глядит вверх на нее, весь внезапно преображенный; глаза сияют, линия жестких губ смягчается).Я люблю тебя!
Анна (потрясенная).Я люблю тебя.
Алексей (в восторге). Ты была моею. Помнишь, помнишь?
Анна.Помню, помню!
Они молчат. Их губы дрожат, тяжелея. Целуются. Она откидывается.
Анна.В доме Аглаи!
Алексей (схватывает резко ее руку).Еще… Твои губы алые, твои губы жалкие… Зовут…
Анна (выпрямляется с отстраняющим жестом).Нет! Нет! Забудем, забудем! (Молит его, как ребенок.)Нельзя ли забыть?
Аглая появляется у двери из сада. В ее руках длинные ветви сирени. Останавливается, покачнувшись; роняет несколько веток. Проходит еще несколько шагов; останавливается; глядит, как бы еще не понимая до конца.
Алексей (насмешливо).Ты, Анна, забвение. Мне не к чему забывать. Все сделалось.
Анна (все борясь с собою).Умоляю, Алексей, помоги мне. Ты спаси меня от себя. Не зови мою страсть… пусть все молчит, молчит там, в глубине. (Указывает на свою грудь.)Я полюбила Аглаю. (Плачет, как ребенок.)Спаси меня.
Алексей (сам себе).Между мною и Аглаей не будет лжи.
Аглая тесно прижимает ветви скрещенными руками к груди. Спешит неслышно чрез комнату к средней двери, прихрамывая, вся судорожно устремленная вперед.
Анна (в утомлении, без веры).Есть ложь святая.
Алексей (встает резко. Очень отчетливо, почти враждебно).Неправда. Перед святым нет лжи!
Аглая
Алексей (внезапно успокоившись).Или ты думаешь — я только что теперь сознал это? (Берет ее руку. Печально.)Анна, брось эту борьбу. Она тебе не к лицу. Ты не способна на борьбу. Ты покоришься мне еще и еще — до конца. Моя любовь к Аглае слишком свята для лжи. Аглая в меня глядит и все знает без слов. После лжи — все другое. Между любящими нет лжи. Пусть Аглая погибнет, но мы не оскверним Любви. Любовь наша останется. Ей — храм! Аглая это поймет. Аглая живет выше, дальше себя. Она сама еще не знает, как далеко она живет. Аглая все снесет высоко, и ничто не загрязнит в ней Любви; только лжи она не снесет — ложь загрязнит. Мы все должны нести. Все мы не свои. Анна, любовь тоже смерть, как рождение — смерть. Вся жизнь — смена смертей.
Анна (мало-помалу застывая в какой-то тихой и глубокой злобе, про себя).Через смерть — худшая, худшая… и снова жадная…
Алексей (отвернулся от нее. Потом ходит взад и вперед поперек комнаты со странною ритмическою правильностью шагов. Говорит, то глухо, то разгораясь, самому себе).И как она могла умереть — такая любовь? Да, смерть такойлюбви глубока, непробудна, как тусклое дно океана. Я с детства искал цельного. Берег душу для единого. Встретил ее. Она искала того же с такою страстью, как раненая птица ищет тени и воды. Мы стали одним телом. Одною мыслью. Одним порывом. «Тесна любви единой грань земная» {131} . Грань земли была нам тесна. Мы вместе вырывались за нее. В какие мечты! Какая свобода! Восторги страсти так мешались с восторгами духа, что мы не знали, где кончается тело и его трепет и где святыня огненных прозрений.
Анна стоит, вся вытянувшись; лицо строгое, как бы враждебное. Глаза, большие, открыты неподвижным взглядом вперед. Ни один мускул не движется.
Алексей (останавливается перед нею. Внезапно весь смягченный, с живою детскою наивностью).Знаешь, Анна, я боялся… жизни. Я люблю вечные линии, неподвижные в закономерности своих движений, я люблю вечные числа, неизменные в неизбежности своих влияний. Но в жизни нет линий, нет числа. Все стирается стирая, все уродливо кривится и не выполняет себя, вечно себе изменяет, от себя отчуждается. В жизни вихрь непредвиденных, но роковых течений, где-то когда-то начавшихся; вихрь закружил судьбы людей, и люди бьются в уродстве роковой случайности, как мотыльки ночью между костров… (Отходит от нее и говорит сам себе дальше.)Да… я урвал свою женщину, мы взвились одним порывом линии и числа выше вихря жизни. Девять лет!
Анна (с застылой горечью, очень медленно и внятно).Вы оставили жизни только жалость!
Алексей (в своем восторге).Мы были как боги, мы были как боги! {132} (Ходит быстрее.)Когда приходила ночь и над нами открывались вечные, строгие хороводы звезд, мы были как боги, мы были как боги!
Анна (медленно загораясь своей странною злобой. Отчетливо).Видишь, жалость к жизни истощила твое тело. Ты худ! Ты черен! Видишь, восторг твоих вечных, строгих звезд горит в твоих глазах. Он пророчит мне твою смерть.