Тридцать три урода. Сборник
Шрифт:
Алексей (внезапно потухая, усталою походкою подходит к ней, устало опирается о стул возле нее. Глядит на нее. Печально).Горел, Анна, горел. Я хотел принести этот восторг людям, научить их легко дышать в дымном вихре, освободить их в духе от тупых причин и неизбежных следствий. (Горько.)Я думал — дух все может: может легко, стройно исполнить в безволии, в радостном единении с целым мироздания неизбежную сеть, заплетенную роком. Я думал — дух человека всемогущ, потому что он дух мироздания.
Анна (по-прежнему).Ты хотел открыть людям их величие, чтобы они
Алексей (возвращаясь к прежней жаркой вере).Я хотел, чтобы люди из бесконечности своего величия умильно благословили бы бесконечность своей малости. Тогда вся жизнь была бы легка, все вожделения человеческой жизни умильны и прощены и благословенны. Зная величие духа, как тепло скрыться в смирении малой искры одной человеческой жизни, краткой, печальной и радостной, жадной к сладострастию и к отречению горящей!.. И слезы, и смех — все защищало бы нас, богов вселенной, от безграничности своего духа, и мы любили бы и слезы, и смех, и детские порывы к славе, и к сладострастию, и к обилию, и к пустыне, и к кресту. Мы, боги вочеловечившиеся, благословили бы человека и простили бы ему его смертность. Я нес людям тирс жизни, мое лицо было сожжено порывами духа в вечность звезд, но взгляд горел жалостью и верою. Я нес людям расцветший тирс жизни {133} .
Анна.Но… ты сам хотел быть пророком и не жить. Ты и твоя Аглая, вы хотели быть одни…
Алексей (рыдая сухо, без слез).Анна, ты страшная женщина. Ты позвала меня. Кто ты? Ты смерть или жизнь? Не знаю. Но ты пьешь мою жизнь. Ты бросила меня в дымный вихрь. Мы с тобой, Анна, как мотыльки. Мы слабее детей. Мы под властью страсти, как мотыльки, таем в огне. Меня влечет к тебе. Это не любовь, может быть, потому, что я люблю Аглаю. Уже я отчужден от себя и от нее. Я не могу говорить ей, моей Аглае, словами того прежнего и чужого, который любил ее.
Анна (едва просыпаясь, с безумием радости в глазах и голосе).Ты думал, что звезды спасут вас от дымного вихря жизни, где гармония линий изломана, и хоровод чисел — дикая пляска смерти, и страсти, и случая.
Алексей (внезапно, в страхе перед ней).Я сломился и уже сам не свой. Я твой, и мне нелегко кружиться с тобой в этом вихре. Я горю, мне мука гореть, я ненавижу себя, презираю.
Анна (такая же).У тебя дикий гнев на себя.
Алексей.Но страсть сильнее ненависти и презрения.
Анна (тише).Ты меня за жизнь ненавидишь!
Алексей (дико).Но желаю… (Окружает ее страстно руками.)Желаю тебя.
Анна (сама не своя, все в той же радости).Ты изменил своей Аглае.
Алексей (жестко, отвернувшись от нее).Пусть. Это — непоправимо. Пусть совершается неизбежное. (Вдруг весь к ней.)Иду за тобой. Разве я не боролся? Но, имея тебя или не имея, я уже не имел себя, и себя я больше не мог дать Аглае. Что делать?
Анна (как бы пугается в своем бреду).Алексей, твоя страсть убьет тебя.
Алексей (внезапно смягчаясь).Бедная, бедная, ты не виновата, всегда не
Анна (приближается к нему. Как во сне, кидает руки вокруг его шеи, сама далеко закидывая голову. Шепчет слабо).Алексей, тебе земля мстит за звезды, — ты умрешь.
Алексей (как бы умирая, зовет последнею силою).Целуй, Анна. Один раз… Жизни…
Анна (все так же откинув голову, раскрыла губы. Вся как бы зовет, не двигаясь).
Алексей (надорванно, слабея еще).Жизни… Целуй…
Сверхмерным усилием достигает ее губ своими. Они сливаются безостановочным поцелуем. Анна отрывается, отскакивает от него на шаг, становится к нему спиною, еще раз прямая, замершая, но вся в муке прерванной страсти, с полуопущенными веками на глаза.
Алексей (приходя быстро к жизни).Вот, вот еще живу… Да, ты даешь мне жизнь… Когда я целую тебя, я вижу в себе твою глубину. Она страшная. (Он приближается к ней, окружает ее сзади руками, шепчет ей прямо в ухо.)Ты страшная в страсти. Я не знал, что женщина такою может быть. Ты мертвая в страсти. Я должен все силы тебе отдавать, отдаю, и они растут. Откуда? Из самого родника моей жизни. Ты бледная в страсти, все тело без крови, и только губы… (Вынимает розу из ее волос) — вот такие… (целует розу дико, сминает, бросает) — жадны, жадны, горят, зовут… Это бездна. Я должен отдать тебе родник жизни. Ты воскресаешь вдруг и… Анна, дай мне еще ночь, еще, еще… нельзя лгать! Правды, правды надо. Пусть будет суд… света, света…
Бледнеет, отступает невольно от нее, опирается о сундук Анна все стоит к нему спиной, бледная, вся вытянувшись, прикрыв наполовину глаза. Молчит.
Алексей.Анна, отдайся мне еще. Обещай. Скажи: да.
Анна (молчит).
Алексей (еще слабея, вновь скользит к полу вдоль сундука. Спешно).Скажи мне: да, да.
Анна (не оборачиваясь, вся в скованной страсти. Сквозь зубы, скрежетом).Нет.
Алексей (находит сверхмерным напряжением силу, толкает руки, как бы в темноте невидящие, вперед и вторично весь придвигается к ней).Уйдем сейчас… Уйдем вместе, говорил Пущин… на юг… Там любить… Пусть так будет. Здесь мертвые… Погребут своих мертвецов {134} . (Охватывает сзади, как бы ощупью, ее плечи. Его истощенное лицо рядом с ее лицом, застывшим в страсти. Его палящие глаза мучительно ищут, как жизни, ее глаз.)И я тоже… скоро… Ты не погребай меня… Пройдешь дальше… вечная в преходящем. Но мне нужно одно твое мгновение для моей вечности. (Шепчет последнею страстью.)Скажи да… Мне дурно, я не знаю, смерть ли это уже… скажи да… Если это и смерть, я и мертвый услышу, и ты еще раз моя! Скажи да, да…