Тринадцатая пуля
Шрифт:
Она, прочитав рекомендательное письмо и внимательно посмотрев на его подателя, вспомнила те — не совсем далекие для нее — времена, когда она была молоденькой девушкой с прекрасными, вечно голодными васильковыми глазами, и работала секретаршей у крупного правительственного чиновника — своего нынешнего мужа, который в ту пору был мужем совсем другой женщины.
Бескорыстная помощница, которая и сейчас могла очаровать любого своими влажными васильковыми глазами, исхитрилась "пробить" Полховскому не только великолепную квартиру, но и не менее великолепную мастерскую.
Потом
Но талант у него, несомненно, был. Васильковая женщина только вставила исключительно непокорное и шаловливое дарование Полховского в оправу. Она, как сказали бы теперь, "раскрутила" его.
Как не хватает многим из нас таких вот ангелов-хранителей с васильковыми глазами!
Глава 5
…Итак, мы с Лидочкой ехали в такси к Полховскому. Эта нежная девушка тоже из моих снов — из печальных моих сновидений.
Но в отличие от поименованных выше персонажей, этих ужасных фантомов прошлого, Лидочка вернулась в мой мир не вопреки моим желаниям, а, напротив, благодаря им. В Тайной канцелярии, где готовили возврат Сталина и др., Лидочкино чудесное воскрешение, наверно, просто проморгали…
Не было, кажется, дня, чтобы ее давно умершее сердце не постучало в мое. А ведь мимо меня прогрохотали такие громады лет, людей и событий, что они должны были бы похоронить под собой даже намеки на трепетные, беззащитные воспоминания.
…Ее пахнувшие морскими брызгами волосы! — я помню, как они струились у меня между ладонями… Я помню ее неповторимую улыбку, когда она, совсем не рисуясь, пленительно кривила губы…
…Я помню все…
…В грязи, в пьяном дыму, в черные полубезумные ночи, когда ветхая, вялая реальность переплеталась с кошмарами, когда вокруг меня не существовало ничего, кроме ускользающего ужаса, и когда не умирал лишь потому, что было лень встать и плеснуть себе в стакан яду, являлись мне воспоминания…
Являлся мне ее святой образ, как чистый свет, как спасение, как избавление от мук, как пробуждающаяся вера в то, что страшная ночь когда-нибудь исчерпает себя, что истончится глухая тьма и наступит утро.
И утро наступало. Оно приходило тихо и почти незаметно, и приносило облегчение, но лучше бы не было этого облегчения, потому что каждое такое утро отбирало у меня частицу души…
Иногда среди пустой, одинокой ночи, очнувшись после забытья, я в слезах шептал ее имя и, изнывая душой, мечтал хоть на мгновение почувствовать тепло ее хрупкого тела и встретиться взглядом с ее грустными глазами, единственными глазами на свете, на дне которых я однажды увидел мерцающий свет давно погасших звезд.
…Жизнь, как это ни банально звучит, — прозаична.
За утром следовал день, в свете которого многое начинало казаться другим.
Потом
Это я к тому, что Лидочка умерла, когда мне было чуть больше двадцати, то есть я был молод, а у молодости, как известно, свои права, правила и законы…
Я не считаю себя легкомысленным, скорее, я увлекающийся и, допускаю, чрезмерно впечатлительный человек, что не могло не сказаться на интимной стороне моей бесшабашной жизни.
Повторяю, я был молод, полон нерастраченных сил и много раз потом влюблялся. Любил я всегда страстно, тяжело и неудачно, со сценами ревности, ночными поездками, неожиданными визитами в пьяном виде, и прочими безобразиями, которые свойственны любовным связям с постельным — по преимуществу — укладом.
Все мои женщины мечтали выйти замуж. Они были готовы выйти замуж за кого угодно, даже за меня, их не останавливало то, что я был почти пьяницей — вокруг было много таких…
По законам времени, по законам людской беспамятности я давно должен был бы забыть Лидочку — эту удивительную девушку со звездным взглядом и странной улыбкой… Ан нет…
С годами она могла стать для меня иконой, так бывает — слыхал… Воображение обожает дополнять образ ушедшего из жизни человека достоинствами, коими покойный не обладал или обладал не в полной мере — так родились мифы о святых, что были при жизни, наверно, неплохими людьми, но священникам этого было мало, и чтобы канонизировать заслуженных покойников, последним приписывались и дополнительные достоинства и свершение разнообразных деяний, в числе коих могли быть прямо-таки сказочные чудеса, вроде преодоления водных преград без применения плавсредств или волшебного вознесения непосредственно на небо сразу после погребения.
Мне не нужно было дополнять ее образ, делая его канонически совершенным. Лидочка была такой, какой она была, со всеми недостатками и достоинствами молодой прелестной девушки, и именно поэтому я люблю ее и сейчас. И никогда не мог забыть…
Лидочка могла стать для меня иконой, но, слава Богу! — не стала. Она стала для меня сладкой болью, грустным, прекрасным и благословенным воспоминанием.
Иногда меня посещает и смущает недостойная, крамольная мысль, а что если Господь призвал ее к себе так рано, дав ей такую короткую жизнь, только для того, чтобы она не успела согрешить? И чтобы осталась навечно юной и прекрасной, чистой и непорочной, то есть святой?
Если это так, то это Твоя большая ошибка, Господи…
Во всем, что совершает Господь, вещает святая церковь, существует глубокий смысл, постичь который смертным не дано.
Надо только слепо верить, что все задуманное Всевышним правильно и разумно.
Получается, что смерть одного человека, в данном случае Лидочкина смерть, лишь ничтожная составляющая чего-то столь великого, грандиозного — космического? — что никогда не поддастся человеческому осознанию.