Тринадцатая редакция
Шрифт:
Виталик попытался показательно побледнеть, но у него ничего не получилось.
– Я сражен вашей прозорливостью! – заявил он. Можно было как-то более подобострастно разговаривать с данным конкретным вершителем судеб, но оказалось, что Виталик интуитивно уловил самую подходящую интонацию.
– Сражен, значит? – самодовольно потянулся продюсер. – Диск-то давай, или дома забыл? А голову дома не забыл?
– Голову забыл, – повинился Виталик, – а диск всегда с собой.
– Угу, – кивнул его собеседник, делая очередной подход к пицце. – Песня так и называется? «Растаманская Кухня»? Ну, и как кухарничаете?
– С огоньком кухарничаем, – вдохновенно соврал Виталик и начал рассказывать о том, как они выступают по клубам, а хочется большего, как сочиняют по ночам песни, как даже вот записывались на профессиональном оборудовании.
– На профессиональном, значит? – ухмыльнулся продюсер. – Профессиональное будет, когда… Словом, вы практически в десятке, парень. Если, конечно, ты мне не полное фуфло впариваешь. Но даже если музон выше среднего уровня и на диск вы попадаете, то скажи своим, чтобы не особо гордились – дело в том, что ты забавный и пиццу принёс очень быстро. Достоин, стало быть, поощрения. Ну, что ты мне ещё скажешь?
– Скажу спасибо, – заявил понятливый Виталик и быстро откланялся. Напоследок он немного сжульничал – прилепил к стене просторного продюсерского кабинета малюсенькую капсулу, аромат которой любого, даже самого строгого критика делает ласковым и сговорчивым человеком, и, проклиная выдумщика Константина Петровича, поехал в головной офис издательского дома «Мегабук» – выполнять, будь они неладны, растреклятые поручения злодея коммерческого директора. Цианид здраво рассудил, что раз уж Виталик всё равно едет в Москву на неопределённое время, так пусть от него хотя бы польза будет. Хоть немножко. Ну, так, для разнообразия.
Пока Виталик приносил родному филиалу ощутимую пользу, знаменитый продюсер успел влюбиться в «Растаманскую Кухню». Потом в интервью и личных беседах он утверждал, что не ушами и не мозгом, и даже не шестым, а седьмым или восьмым чувством понял, что перед ним – стопроцентный, потенциальный хит. А если продюсер во что-то настолько поверил – можно не сомневаться, что он убедит в этом остальных. Кстати, насчёт седьмого и восьмого чувства он очень верно заметил – капсула, оставленная Виталиком, действовала именно на них. Эту капсулу, к слову сказать, удалось выбить из бюрократического верховного начальства опытному крючкотвору-Цианиду. Сам бы Виталик месяц простоял в очереди, потом бы был вынужден переписывать несколько раз заявку, чтобы она была заполнена по всей форме, а не как попало, потом … – нет, потом он не выдержал бы и отказался от использования данного препарата. А невозмутимый и ловкий Константин Петрович всё обстряпал за два дня. За это Виталику пришлось выполнить в Москве десяток его мелких поручений и два вполне крупных, и это не считая беготни по городу то с письмами, то с документами, а то и с коробками пиццы.
Но вспоминать о подобных тяготах и лишениях даже приятно, когда дело сделано, отчёт написан и подтверждение сверху получено. Приятно-то приятно, но не радостно – такое тоже бывает. А тут ещё шефу приспичило душеспасительные беседы проводить, как будто он вчера на вечеринке не развлёкся как следует.
– По вашему приказанию прибыл! – Виталик распахнул дверь в кабинет Даниила Юрьевича и бодро притопнул мягкими подошвами своих донельзя разношенных кед. В ботинках, конечно, получилось бы эффектнее, но не ходить же ради этого в неудобных жестких ботинках, нет, на такое только пижоны типа Константина Петровича способны.
– Вольно. Можете садиться, – передразнил его шеф.
Виталик, продолжая делать вид, что всё у него в порядке, выбрал себе пару стульев получше, на один уселся сам, на спинку другого взгромоздил ноги – мол, не извольте беспокоиться, я такой же раздолбай, как и прежде, с заданием справился и вообще молодец.
– Да молодец, молодец, кто же спорит, – согласился Даниил Юрьевич. Была у него такая мера воздействия – отвечать на незаданный вопрос или продолжать невысказанную мысль окончательно запутавшегося собеседника. Собеседник после этого так удивлялся, что сам начинал распутываться, без посторонней помощи. Вот и Виталик не стал исключением.
– Я молодец, ага, но на душе так паршиво, как в позапрошлом году, помните, когда этот упырюга греческий носителя у нас перехватил.
– Это было три года назад, кажется, – припомнил шеф. – Ну, тогда вы с Лёвой действительно облажались по-крупному, был повод впадать в депрессию. Но тут-то мы имеем дело с идеально выполненным заданием, я нарочно перепроверил, как только приехал. Всё в порядке и с носителем, и с желанием, и с тем, как оно было выполнено. Расскажи хоть, как там у вас было вчера?
– Все собрались в клубе, – без особого энтузиазма начал вспоминать Виталик. – Бармен, мой знакомый, включил радио погромче. Ребята – ну, «Банда «Чёрная корюшка»» – сидели за своим столиком и делали вид, что им наплевать на всё это. Группа поддержки нервничала и накачивалась пивом. Потом конечно же началась передача «Звёздами становятся» – дурацкое, по-моему, название, и Серёжа так думает, кстати, и бармен из клуба. Ну вот, передача началась, вёл её тот дядя, которому я пиццу покупал.
– Которому ты капсулу «Я впечатлен» подкинул? – уточнил шеф.
– Ну да. Это же самый главный продюсер. И ещё диджей на этом радио. Реактивный чувак, – подтвердил Виталик. Он всегда ценил чужую реактивность, но впервые встретил человека, который был, кажется, быстрее и интенсивнее его самого. – И вот он начал рассказывать про конкурс, песни ставить всякие, перечислять победителей. Поиздевался над какими-то ребятами, которые прислали безграмотные сопроводительные письма, процитировал строчки из некоторых особо жутких песен. Наши уже дышать забыли, ну и решили, что им ничего не светит. Как вдруг – фанфары, барабаны, флейты и чёрт знает что ещё – и объявляют победителя. «Растаманская Кухня», кто бы сомневался. Ну вот, оказалось, что не сомневался только я один. Остальные начали прыгать, скакать, орать, басист на руках прошелся, бармен прослезился и начал меня бесплатно угощать выпивкой. Отказываться я не стал, чего же, дело сделано, вдруг смотрю – этот носитель поганый, Серёжа, мать его, не радуется и вообще, как будто не с нами.
– Так это шок исполнения желания, ты первый раз такое видишь, что ли? – удивился шеф.
– Я тоже сперва решил, что шок. Подошел к нему неторопливо – их, конечно, окружили свои, но Серёжа нарочно в сторонке как-то оказался, к нему особо и не лезли. Сначала, то есть, лезли, но он всем что-то не очень доброе отвечал. Короче, они, видимо, тоже подумали, что у него шок исполнения желания, и отвалили. Один я привалил. Серёжа мою вытянувшуюся физиономию увидел и говорит: «А ты, похоже, тоже понимаешь, какое это фуфло? Садись рядом, браза». Он прогнал какую-то милую девочку, я сел на её место. Неприятно, а что делать, надо же понять, в чём проблема. И тут этот Серёжа, как гад последний, мне задвигает телегу о том, что всё, дескать, прекрасно и бессмысленно. Что, если бы вот год назад с ним такое случилось, он бы, как басист, на руках ходил. Если бы через год – то вообще бы не обратил внимания. А тут он сначала очень-очень мечтал победить, а потом подумал, что если он так переклинился на этом, а в итоге они – хабах – и не победят, то ему будет мрачно и тоскливо. И стал готовиться к проигрышу. Вернее, не к проигрышу, а стал убеждать себя в том, что этот результат ему не важен, что они всё равно по-любому круче всех, песня зашибенская и кому надо – те это и так заценили. И тут – победа. А он уже и так победил, внутри своей головы, без всякого конкурса. То есть все радуются, прыгают, дёргают его, а он недоумевает – зачем столько шуму? Что, опять открыли Америку? Сколько можно?