Тринадцатая рота (Часть 1)
Шрифт:
Свою старую перину я отдала сразу, а твою, Мариночка, сховала под старой копной очерета в подсолнухах. Туда же и подушки с гусиного пуха. Ах, как мне хотелось сберечь твое приданое! Ан нет же. Кто-то из полицаев донес, шо я утаила от хвюлера новую перину и подушек гору. И тады приехал на грузовике якись мюнхенский бюргер. Я у спрятка с жердиною стала..."
– Слышь? С жердиною стала, - оторвался от письма Бабкин.
– Вот это защита!
– Ой, не говори! Я чуть в обморок не упала, когда дед Тихонович рассказал, как она воевала за мою перину. Прочитай, прочитай.
"Стою я с жердягою и думаю: не
По щеке Марийки покатилась слеза. Бабкин обнял свою зорянку:
– Не надо, Марийка. Они получат и за пух и за перья, и не поможет им никакая пробковая подушка.
30. ТЕЛЕГРАММА ВОЕННОГО СОВЕТА. НОВЫЙ КУРС БЕИПСА
В землянку, где расположились старшина и кучер Прохор, стуча каблуками по дощатым ступенькам, вбежал комбат Рубцов.
– Итак, "господин личный представитель президента", "знаменитый коллекционер ослов и свиней", я должен, к сожалению, вас огорчить, - сказал он с порога.
– Горше того, что я перенес, уже быть не может, - спокойно сказал Бабкин.
– Слушаю вас, товарищ комбат.
– Высшее начальство, - начал Рубцов, - запретило брать в наш отряд вашу команду.
Бабкин вздрогнул. В глазах его вспыхнули боль, недоумение.
– Что за глупость?! На каком основании? Рубцов прошел в другую комнату землянки, закрыл за Бабкиным дверь.
– Видите ли, господин Гуляйбабка, вы слишком усердно помогали старостам и фюреру. А это, как сами знаете...
– В таком случае, - рассердился Бабкин, - пусть обезоруженных саперов выводит не Бабкин, а те, кто оставил их на границе с лопатами. Я же умываю руки. Мой поклон высшему начальству.
Комбат обнял старшину:
– Не горячись. Я пошутил.
– Петр Иваныч! В самом деле шутка?
– Точно. Ты же любишь шутки. Как мне сказали - даже ввел смехочас.
– Ах, чтоб вас намочило и семь раз подсушило!
– Подожди. Не больно радуйся. Командованием принято решение зачислить в партизанский отряд только два взвода.
– А третий чем провинился? У бога бороду сжевал?
– А третий, Ваня, оставляется тебе как личная охрана личного представителя президента плюс коллекционера ослов и свиней. С этим третьим тебе предстоит дальняя дорога.
– Снова шутка?
– Без шуток. Начальство считает, что свертывать работу БЕИПСА нецелесообразно. Но идти дальше такой
– Но мы же шли.
– Ваше счастье, что шли глухими селами, вдали от больших дорог. Иначе вряд ли бы вам помогли пропуска, Железный крест и портрет фюрера на цыганской шали. А без трюка с расстрелом сынка генерала вообще о вашей миссии и речи не могло быть. С генеральским сынком вам просто повезло.
– Черта с два повезет, если хитрость не придет, - ответил Бабкин.
– Группа захвата ждала этого сынка трое суток. Не специально его, конечно, а какую-нибудь птицу с важным оперением. Попался "петух".
– Великолепный "петух". И комедия с расстрелом хороша, и липово убитые вами "красные бандиты" тоже хорошо, и хитростью казненные Гнида, Песик замечательно. Короче говоря, слушать мою команду, товарищ старшина. Приказываю вам построить роту.
– Есть построить роту, товарищ капитан.
– Действуйте!
Рубцов достал из-за голенища лоскут бархотки, почистил на чурбане свои изношенные хромовые, расправил под офицерским ремнем шерстяную гимнастерку и поднялся по земляным ступенькам вверх, где могуче шумели сосны. Тринадцатая рота, одетая в легкие гражданские пиджаки, уже вытянулась под соснами в слитном строю. На правом фланге каланчой возвышался помкомвзвода Трущобин. Рядом с ним плечо в плечо - начальник хмельковской милиции Волович, каптенармус Цаплин, с крестом на шее отец Ахтыро-Волынский, браво топорщил подпалую бороду райисполкомовский кучер Прохор, даже в строю не расставался с папкой писарь Чистоквасенко... а дальше - простые рабочие, строители, саперы. В двух взводах уже чисто побритые, помолодевшие. В третьем - остались такими, какими были. Им нельзя. Им идти с Гуляйбабкой дальше.
От строя, подав команду: "Смирно! Равнение направо!", отделился, чеканя шаг, Бабкин. Мокрая после ночного дождя земля под его сапогами гудела. Тесная, с чьей-то головы пилотка, сдвинутая набекрень, едва держалась над правым ухом. Остановясь в трех шагах от Рубцова, он отрапортовал:
– Товарищ капитан. Вверенная мне тринадцатая рота по вашему приказанию построена в полном составе. Исполняющий обязанности командира роты - старшина Бабкин!
Рубцов шагнул вперед:
– Здравствуйте товарищи строители!
Рота ответила. Бор повторил: "Здра-а же-ла-ем!" Откуда-то с вершины сорвался не то тетерев, не то глухарь, загрохотал к дремному болоту. Отродясь тут не было такого. Только малые, непуганые птахи все так же звенели то колокольчиками, то чистым хрусталем. Но вот на какую-то минуту умолкли и они. В руках Рубцова сухим снегом скрипнул лист бумаги.
– Слушайте радиограмму Военного совета!
– сказал он, обращаясь к строю. Читаю! "Двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года на границе, в глубоком тылу врага, осталась тринадцатая рота рабочих сводного строительного батальона. Не имея оружия и связи с отошедшими частями прикрытия госграницы, рота попала в тяжелую обстановку, могущую привести к гибели всего личного состава. В этой обстановке рабочие роты не поддались панике, малодушию, сохранили железную товарищескую спайку, выдержку, святую веру в несокрушимость своей советской отчизны и горячее желание сражаться с врагом всем, чем только можно".