Триумвират. Творческие биографии писателей-фантастов Генри Лайон Олди, Андрея Валентинова, Марины и Сергея Дяченко
Шрифт:
Но вернемся к окончанию школы. В общем, бог медицины Асклепий представлялся молодому Дяченко в снежно-белых одеждах, с микроскопом и непременно в соблазнительном мученическом венце. Что же до медицинского института, то тут в воображении будущего писателя возникали сразу три известные школы древней Греции: в Киренах, Кротоне и на Родосе. Умные, начитанные преподаватели, жаждущие поделиться золотом своих знаний с учениками, и однокурсники, проводящие время в беззаботном веселии, кутежах, но все же время от времени являющиеся на занятия, дабы поражать собрание широтой взглядов, или для разнообразия, послушать все тех же учителей.
А что, сумел же он отучиться в школе на пятерки, занимаясь от раза к разу. И с мединститутом как-нибудь справится… К сожалению, в этом пункте пришлось испытать жестокое разочарование. Трудные латинские названия необходимо зубрить. Анатомия не терпит лентяев. Впервые Сергею Дяченко не удалось применить тысячу раз опробованную в школе схему – открыл учебник, бегло прочитал, запомнил – пять. Новые знания давались с трудом, и, что особенно удручало, не оставляли передышки. Дяченко изнемогал над учебниками, мечтая о времени, когда можно будет наконец перейти от скучной теории к практике. В результате, Сергей возненавидел анатомию. Даже придумал игру, в которой разделялся на две соревнующиеся между собой личности, например, кто первый выучит параграф учебника – Сергей-один или Сергей-два. Увлекшись, он начинал декламировать все громче и громче, говоря на разные голоса и споря с самим собой…
Нет, это не шизофрения. Это попытка студента осилить массу тягостной для него информации.
И, в общем, он как-то справлялся, тем более что кроме нудных для него анатомии и гистологии вокруг столько всего интересного! Новые друзья, кинотеатры, походы в музеи, футбол, книги… Шутка ли сказать – в распоряжении студента была отцовская машина «Волга», дача на берегу Днепра – редкость по тем временам. Киевское море, Десна, леса и озера Киевской области – все интересовало Сергея.
Еще одна его глубокая увлеченность – классическая музыка. Сестра Наташа была завсегдатаем замечательной Киевской филармонии, и приучила к ней и маленького Сережу. А еще сестра собирала пластинки, у нее была огромная фонотека лучших исполнителей и оркестров, так что с детства будущий писатель рос в окружении Рахманинова, Бетховена, Шопена, Моцарта, Вагнера и еще многих достойных наставников духа. «В старших классах я начал практиковать слушать музыку в просоночном состоянии. Приходишь домой, ставишь пластинку, ложишься, закрываешь глаза… Такой вот самогипноз. В полусне возникающие образы были особенно яркими, насыщенными… «А потом как-то на уроке литературы нам поставили Чайковского – и я… уснул. Вот была потеха!»
Была у Сергея еще одна особенность. Темпераментом бог его наградил – на троих хватило бы, одному досталось. Вот что говорит об этом сам писатель:
«Мой прадед Харлампий был греком. И среди моих предков-эллинов были, наверное, мореплаватели, откуда у меня такая любовь к морю. Любовь к музыке, любовь к прекрасному, в том числе к девушкам. В юности не я управлял гормонами, а они мною. Собственно, это у всех так, но у греков, наверное, в особенной степени. Так что в молодости я наделал столько глупостей, что даже вспоминать не хочется… Увлечения, романы, взлеты, разочарования, ревность, измены, предательство – все оттенки любовной палитры были мне ведомы. Моя первая любовь была тоже студенткой, курсом старше… Так вот, она сбежала от венца с одним, обещала стать женой другого, а ответила взаимностью мне. Роковая женщина? Не знаю. Умница, тонкая, нежная, душа компании. Я с ней изведал высочайшие, как мне тогда казалось, взлеты чувства, но и бездну ревности. И к прошлому, и к настоящему. Как-то случайно я увидел ее письмо жениху – оказывается, она ему не сообщила о нас, а, жалея его, продолжала переписку и оставляла надежду на свадьбу. И хотя она клялась-божилась в “чистоте чувств и непорочности воздержания” к бывшему жениху, но я посчитал это предательством, и это было началом конца… Прошли годы, моя первая любовь стала прекрасным врачом, вышла замуж за совсем другого человека, у них нормальная семья. Ее любят и сотрудники, и больные, и близкие. И слава Богу – в моей душе нет греха перед ней, мы остались хорошими друзьями»
Но роковые страсти – это еще полбеды. Как-то у себя дома на антресолях Сергей наткнулся на пачку спрятанных, перевязанных бечёвкой книг и… дальше его было уже не оторвать. Запрещенные труды по генетике! В то время невозможно было не то что изучать генетику, а даже подумать, что когда-нибудь такое станет возможным. Оклеветанная, оплеванная наука находилась под запретом, с благословения вождя народов, закрытая прохиндеем и мракобесом Лысенко. «Вообще это удивительная судьба в мироздании, чтобы на целых шестнадцать лет в развитом государстве, где существовала на передовом уровне наука и техника, была полностью закрыта наука! В то время как люди во всем мире получали Нобелевские премии за открытия в области генетики. У нас были расстреляны целые институты, репрессированы блестящие ученые во главе с Н. И. Вавиловым».
Первое что привлекло внимание Сергея – сборник докладов сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина сокращенно ВАСХНИЛ 1948 года, когда, собственно, генетика и была объявлена вне закона.
Сергей уже не раз слышал о генетике, как о лженауке, и, разумеется, горячо разделял «передовые» взгляды. От чего зависит развитие и формирование человека, скажете, от каких-то дурацких генов? Нет, и еще раз нет! От воспитания! Ломоносов, к примеру, вырос в обычной крестьянской избе – и что же? Достиг таких высот, перечислять все его научные подвиги и смелые открытия – язык устанет. Масса народа тогда переметнулась на сторону Лысенко.
Но теперь, читая о тех далеких событиях, Сергей был неприятно поражен агрессивным тоном, которым обвиняли генетиков. «Юпитер, ты сердишься, значит, ты неправ», – произнес древнегреческий писатель Лукиан (II в.), и наш герой не мог с ним не согласиться. Да, он прекрасно понимал, что генетика – это лженаука, мог привести массу доказательств, но все же… к чему такая злоба и грубость? Что, если они неслучайны, и шумиха поднята для того, чтобы спрятать что-то действительно ценное? Что?
Сергей прочитал весь сборник статей и с удивлением для себя отметил, что были три человека, не согласные с общим мнением. «Ничего подобного, генетика прекрасная наука, а вы все неучи, мой учитель Вавилов сказал: на костер пойду, умирать буду, от генетики не откажусь», – писал генетик Иосиф Абрамович Рапопорт. С ним полностью соглашались его коллеги Шмальгаузен и Немчинов. Пройдет время, и, работая над фильмом «Николай Вавилов», Дяченко познакомится с генетикам Рапопортом и подружится с ним. Иосиф Абрамович станет консультантом картины, это от него Сергей Сергеевич узнает многие подробности жизни и работы своего героя, научится более глубоко понимать саму личность Вавилова, ту ауру, которую распространял вокруг себя этот великий ученый. В том числе мужества и силы духа. Не случайно его ученик Рапопорт ушел добровольцем на фронт, стал танкистом. Он потерял в той войне глаз, но брал Берлин. И, защищая Вавилова, его ученик знал – рано или поздно, правда восторжествует и генетика будет признана наиважнейшей из наук.
Николай Вавилов, этот мягкий, добрый, миролюбивый человек, оказался несгибаемым. Официальная наука рядила опального ученого в шутовской колпак с бубенчиками, из-под которого, а Сергей это уже ясно видел, пробивался терновый венец мученика: «Его костром стала свердловская тюрьма, где он умер от пыток и голода, но его позиция стала оплотом сопротивления и обновления. Для меня же лично вот этот странный пример, когда человек шел один против всех, стал потрясением. Возникла потребность разобраться – что же произошло на самом деле?» [58]
58
Из статьи «О судьбе и продажной девке».
Спасибо сборнику сессии ВАСХНИЛ – Сергей заинтересовался личностью Вавилова, потому что нашлись мужественные люди, которые о нем говорили не как о шарлатане (это преподавалось в школе) а как о герое!
Через много лет, в романе «Шрам» появится этот текст:
«В одном селении случилась язва, и много людей умерло. Прослышав о беде, явился в селение знахарь; был он молод, однако опытен и умел. Пользуя людей травами, шел он от дома к дому, и болезнь могла изъязвить и его – однако, по счастью, не тронула. Исцелились люди; тогда спросили они себя: что за сила дана молодому лекарю? Что за непонятная мощь в его руках и его травах? Почему язва пощадила его? Испугались люди неведомой силы и умертвили знахаря, желая умертвить с ним и силу его. Однако случилось так, что вслед за преступлением их последовала и расплата: спустя малое время поселок опустел, и никто не знал, куда девались люди; мудрые говорят, что закляты они, все закляты, и старики и младенцы, и маяться им в неведомых безднах, покуда не явится человек и не снимет заклятие» [59] .
59
Марина и Сергей Дяченко «Шрам».
Заклятие на Лысенко, лысенковщину Дяченко наложит в своих фильмах «Звезда Вавилова» и «Николай Вавилов». Он накажет жуликов от науки и реабилитирует многих прекрасных ученых.
Но давайте вернемся в 1963–1964 годы. Одновременно с книгами по генетике, Сергею на глаза попадается только что вышедшая книга «Живая клетка» Ж. Браше – атлас с электронными фотографиями. Он видит деление клеток и танец хромосом – все четко и ясно, не нужно ничего воображать и додумывать – вот же – смотри, делай выводы. Простым, доходчивым языком автор рассказывал, что такое гены, хромосомы, что такое жизнь и ее суть. «Клетка бессмертна, потому что хромосомы делятся пополам – это и есть бессмертие»! – Сергей уверовал в правоту генетики, сразу же решив посвятить ей свою жизнь. Наверное в других условиях, он имел все шансы сделаться страстным проповедникам, во всяком случае, со свойственным ему рвением Дяченко взялся за освоение новой темы, и первым делом, естественно, решил заразить «революционными» идеями свое ближайшее окружение. Тяжелее всего пришлось Сергею Степановичу, которого сын во что бы то ни стало вознамерился обратить в свою веру. День за днем старший и младший Дяченко спорили о генетике. То есть, в основном говорил Сергей-младший, в то время как отец предпочитал либо ловко уходить от темы, либо отговаривался незнанием и, главное, нежеланием вникать в суть излагаемого сыном, да и вообще, генетика не случайно под запретом, дал бог хорошие мозги – учись! Делай свое дело, а свернешь с дорожки – из института вылетишь и жизнь себе навсегда поломаешь.