Трижды герой
Шрифт:
— Боевая тревога! Все по самолетам!
Все повскакали с мест, в последний раз стоя глотнув обжигающий кофе. Запасливые запихали в карманы бутерброды.
Иван бежал к машине широким и неспешным шагом. Вот черт! Дали бы хоть кофе допить! Что за блажь у командиров: чуть ли не каждый день — тревога, да еще в самое неподходящее время. И зачем? Все равно все летчики давным давно знают, что надо делать по тревоге.
— Разрулить самолеты по окраинам аэродрома! — многократным эхом разнеслась привычная команда.
Разрулили. Кожедуб сидит с техником под крылом и с тоской ждет отбоя. А отбоя нет как нет, и это сидение становится невыносимым, потому что сегодня как раз он собирался пойти купаться, а потом в город.
Вдруг из лагеря неподалеку доносится «ура>. Митинг в лагере, что ли? Что еще за новости?
— Инструкторы, на центр аэродрома! — раздалась команда.
Кожедуб бежит с другими к центру и становится в строй.
— Отбоя не будет,— говорит командир. Лицо его сурово и печально. — Война началась, товарищи. Немцы напали на нашу страну. В четыре часа утра они бомбили Киев, Харьков, Севастополь, Житомир... Приступайте к своим делам.
Потом слово берет комиссар.
— Фронту нужны летчики, — говорит он. — Отличные летчики. Все зависит от вас, инструкторов. Все вы хотите на фронт. Но вы нужны здесь. Это понять нетрудно, хотя и согласиться с этим нелегко. Пока никаких разговоров о фронте, товарищи.
Курсантам выдали винтовки, усилили охрану аэродрома. По ночам слышен грозный, леденящий гул. Это фашистские бомбардировщики летят на Харьков. О наших самолетах почти ничего не слышно. Сводки с фронта очень и очень невеселые. Один город за другим оставляют наши войска.
5 июля газеты принесли весть о подвиге капитана Николая Гастелло. С фотографии на Кожедуба глядело совсем молодое лицо со смешно оттопыренными ушами. Летчик Гастелло вел бой. Машину его подбили, и она запылала. Гастелло направил горящий самолет в гущу вражеских танков. Раздались оглушительные взрывы. Летчик погиб, но с ним погибли десятки фашистов.
Многие в этот День задумывались над тем, что такое подлинный героизм и сколько нужно величия духа, чтобы быть настоящим героем. Многие спрашивали себя: а хватит ли сил, чтобы, если придется погибнуть, погибнуть так, как Гастелло?
Курсанты один за другим покидают училище. В газетах уже появляются сообщения о том, что они сбивают немецкие самолеты. Сидеть в стенах училища, когда какие-то мальчишки, которые пришли сюда позже тебя и вот уже на фронте, — невыносимо. Пусть здесь остаются старики. Стариков тоже много. А ведь ему двадцать один год. Ему воевать надо, а не торчать здесь!
А тут еще досадный случай — глупейшая авария самолета, в которой он сам виноват и больше никто! Теперь нечего и думать о фронте. Командир эскадрильи каждый день напоминает об аварии, а потом говорит: «На фронт мы посылаем только лучших». Этак всю войну просидишь в училище.
Из дому — никаких вестей. Яков ушел в армию 22 июня. Сашко где-то на Урале. Враг подходит к родным местам...
В училище получен приказ об эвакуации в глубокий тыл. Идут сборы.
Путь далекий — в Среднюю Азию. Все это казалось верхом бессмыслицы. Враг у ворот Москвы, и вдруг им— в Среднюю Азию. На фрукты, видите ли, на виноград, на кишмиш, или как это там называется!
Но вот враг отогнан от столицы, и смысл происходящего становится понятнее. 23 февраля 1942 года, в двадцать четвертую годовщину Красной Армии, Иван Кожедуб получает звание старшего сержанта.
Вечерами он подолгу просиживает над самодельным альбомом, куда собирает вырезки из газет с описаниями наиболее интересных боев. Последняя вырезка — из газеты «Сталинский сокол». В короткой корреспонденции— сообщение о бое семерки советских летчиков с двадцатью пятью фашистскими самолетами. Трое из семи — питомцы родного училища.
Все курсанты, подготовленные Кожедубом, получили назначение на фронт. Идет уже Сталинградская битва. На берегах Волги решается судьба второй мировой войны. Весь мир пристально следит за событиями в Сталинграде.
Однажды утром — вызов к командиру эскадрильи. Вот оно!
— Завтра поедете в Москву, Кожедуб. Оттуда, очевидно, на фронт. Поздравляю!
На другой день Иван просыпается раньше всех и долго лежит с открытыми глазами.
— Подъем! — кричит дневальный. — Подъем! Подъем! — разносится по лагерю. Иван вскакивает и бежит к арыку. Через час в путь! Прощай кишмиш, хотя он был не так уж плох! Прощай Средняя Азия! На фронт! На фронт!
В вагоне Иван быстро сдружился с летчиком соседней эскадрильи Леней Амелиным, тоже старшим сержантом. Говорят, он хорошо владеет самолетом. Может, придется воевать вместе.
Морозное утро восьмого ноября. На вокзале в Москве — одни военные. Кожедуб и Амелин спускаются в метро. Ехать недалеко, выходить не хочется. Первый раз в жизни в метро. Интересно, долго ли придется жить в Москве?
Пункт сбора летно-техннческого состава. Говорят, что тут есть знаменитый майор Солдатенко. Он сражался в Испании и чуть не погиб в горящем самолете. Солдатенко формирует полк. Вот бы к нему!
Кожедуб и Амелин попали к Солдатенко. Вместе с ними попал и Петро Кучеренко, тоже инструктор училища летчиков-истребителей. Солдатенко при первом же знакомстве сказал, что мечтать о быстрой поездке на фронт нечего. Нужно еще изучать новые самолеты и тактику боя. Опечаленные летчики снова отправились на учебный аэродром.
Кожедуб попал ведомым к командиру звена младшему лейтенанту Габуния.
Габуния подтянут, строен, щеголеват. Летает он тоже как-то щеголевато. Он красив. Большими миндалевидными глазами и тонкими чертами лица он напоминает Кожедубу Шота Руставели, автора поэмы «Витязь в тигровой шкуре». Эту поэму Кожедуб читал, еще когда работал библиотекарем.
Габуния знает эту поэму чуть ли не наизусть: он ведь преподаватель истории, ему положено все знать. Когда, уже в который раз, вспоминали о подвиге Гастелло, Габуния сказал пылко, обнажая белые и блестящие, как у всех южан, зубы: