Трое спешат на войну. Пепе – маленький кубинец(Повести)
Шрифт:
— Ты ему переведи, что мы его, собаку, расстреляем, если он не будет отвечать на вопросы. Ответит — сохраним жизнь и отправим в тыл.
Стараясь как можно точнее произносить немецкие слова, переводчик объяснил немцу суть дела.
— Найн! — истерично закричал фашист. — Найн! Хайль Гитлер! Руссиш капут!
Немец вдруг побежал от нас. Мы инстинктивно схватились за оружие. Но куда он убежит — кругом забор и руки у него связаны. А немец бежал все быстрее. Около забора он вдруг неестественно откинул голову назад и, крича «Хайль Гитлер!», со всей силой ударился головой о цементный столб.
— Врача! — крикнул комдив.
Врач подбежал к лежавшему под забором фашисту, перевернул его на спину и приложил ухо к груди.
— Мертв, — сказал врач.
— Да, Черногряд, — произнес комдив, обращаясь к капитану, — приволок ты субчика — черта рогатого.
— Виноват, товарищ комдив. — Черногряд приложил руку к козырьку. — Ночью они все на одно лицо…
Солдаты потащили мертвого немца со двора. А комдив ходил взад и вперед и курил.
— Нам надеяться не на кого, — наконец сказал он и остановился перед Черногрядом. — Сами должны добыть информацию.
— Понятно, товарищ комдив, — ответил Черногряд. — Добудем.
— Организуйте новую группу и отправляйтесь. Вы должны пересечь город и дойти до Дона. Там у переправы вам будет ясно, куда немцы двигают силу. А на обратном пути «языка» прихватите. Только не такого, как этот, попроще. Двое суток даю вам, не больше.
— Слушаюсь, товарищ комдив, — отрапортовал Черногряд и опять приложил руку к козырьку.
— Зубы береги, — добавил комдив с улыбкой. — А то девки любить перестанут.
Взгляд комдива снова стал серьезен.
— Товарищ майор, — обратился он к Соколову, — хорошо бы с нашей разведкой послать одного-двух ваших ребят. Они бы полазили ночью по городу. На месте определили координаты целей, и утром мы накрыли бы эти цели. Этим мы спасем себя от неожиданного удара на рассвете.
— Понятно, товарищ комдив, — ответил Соколов и как-то замялся.
Комдив ждал.
— Состав-то у меня уж очень молодой и неопытный, — наконец произнес майор.
— Опыт в бою приобретают. Один раз сходят к немцам и будут опытными.
Опять наш командир полка молчал, видимо, не мог решиться на что-то.
— Разрешите мне отправиться к немцам, — сказал я и сделал шаг вперед. — У меня во взводе есть два разведчика, которые ходили в разведку, я их возьму с собой.
— Можно, я вместе с лейтенантом Денисовым? — сделал шаг вперед Вовка.
— Видите, майор, какие у вас орлы! — весело сказал комдив. — А вы говорите, состав не тот. Вы пойдете, — комдив посмотрел на меня, — и возьмете с собой тех двух бойцов.
— Я прошу вас, товарищ комдив. Разрешите мне идти с лейтенантом Денисовым. Мы с ним друзья.
Комдив повернулся к Вовке и внимательно посмотрел на него.
— Они оба из Москвы, — подтвердил майор. — В одном дворе жили, в одной школе учились.
Майор произнес эти слова каким-то странным тоном, как будто он не хотел отправлять нас в разведку. Может, это мне показалось.
— Ну что же, — сказал комдив. — Если друзья, идите вместе. Помощь друга в разведке всегда нужна…
— Кого из них старшим назначить? — спросил комдив майора Соколова.
Соколов некоторое время молчал, и я был уверен, что он назовет мою фамилию.
— Я бы предложил назначить старшим лейтенанта Берзалина!
Я не ожидал такого решения, мне было немножко обидно, но, в конце концов, какая разница, кто главный: вместе идем.
— Задача ясна? — опросил комдив.
— Так точно!
— Знайте, — комдив посмотрел сначала на Вовку, потом на меня серыми, широко расставленными глазами, — от вас зависит судьба фронта, жизнь сотен людей. Если мы вовремя накроем скопление их живой силы и техники, значит, предотвратим прорыв.
Мы сидим в окопе и ждем ночи. На войне часто ждут ночи. Она, как доброе покрывало, оберегает от вражеских бомб, снарядов, позволяет передвигаться с одного места на другое.
Сегодня мне хочется, чтобы ночь была особенно темной, потому что мы идем в разведку. Но на войне никогда не бывает темных ночей. Где-то полыхают пожарища, и розовый отблеск летит ввысь; где-то вспыхивают зарницы, бросая по небу серебряные блики, а иногда разорвется в небе ракета и осветит округу мертвенным светом.
Мы сидим в окопе и ждем своего часа. Некоторые курят, зажав цигарку в кулаке, и глядят на тлеющий огонек. Он переливается в темноте, кажется живым.
Все мы в маскхалатах похожи один на другого. Только лицо выглядывает из-под капюшона.
Вовка сидит рядом со мной. Он уперся локтями о колени. Лицо его я не могу разглядеть в темноте.
— Я Галке письмо отправил, — негромко сказал я ему.
Вовка резко повернул голову, и я понял, что мои слова удивили его.
— Слава богу! — сказал он. — А я тебя уж и не спрашивал. Думал, ты никогда не сделаешь этого.
— Сколько дней в Сибирь письмо идет?
— Дней пятнадцать! — Вовка помолчал и добавил: — Представляю, как Галка будет рада. Для нее это — событие! А что, Коля! Вот кончится война, соберемся все вместе — ты с Галкой, я с Ниной — и такой пир устроим!..
Около нас остановился капитан Черногряд и спросил:
— А меня на пир пригласите?
— С удовольствием, товарищ капитан, — ответил я.
— А я ведь много водки выпью.
— После войны ее будет сколько хотите, — сказал Вовка.