Трое
Шрифт:
Она внимательно и серьёзно смотрела на его красивое, взволнованное лицо, потихоньку пытаясь освободить свою руку из его пальцев. Но он рассказывал ей о Вере, о Павле, рассказывал горячо, с, увлечением. И сильно встряхивал её руку и говорил:
– Сочинял стихи, да какие ещё! Но в этом деле-- весь сгорел... И она тоже... вы думаете, если она... такая, то тут и всё? Нет, вы не думайте этого! Ни в добром, ни в худом никогда человек не весь!
– Как?
– переспросила девушка.
– То есть ежели и плох человек - есть в нём своё хорошее,
– Это вы хорошо говорите!
– одобрила его девушка, с важным видом качнув головой.
– Но, пожалуйста, пустите мою руку - больно!
Илья стал просить у неё прощения. А она уже не слушала его, убедительно поучая Павла:
– Это стыдно, так нельзя! Нужно действовать! Нужно искать ей защитника, адвоката, понимаете? Я вам найду, слышите? И ничего ей не будет, потому что оправдают... Даю вам честное слово!
Лицо её раскраснелось, волосы на висках растрепались, и глаза горели.
Маша, стоя рядом с нею, смотрела на неё с доверчивым любопытством ребёнка. А Лунёв поглядывал на Машу и Павла победоносно, с важностью, чувствуя какую-то гордость от присутствия этой девушки в его комнате.
– Если вы в самом деле можете помочь, - дрогнувшим голосом заговорил Павел, - помогите!
– Вы приходите ко мне в семь часов, хорошо? Вот Гаврик скажет где...
– Я приду... Слов у меня для благодарности нет...
– Оставим это. Люди должны помогать друг другу.
– Помогут они!
– с иронией вскричал Илья.
Девушка быстро обернулась к нему. Но Гаврик, видимо, чувствуя себя в этой сумятице единственным солидным и здравомыслящим человеком, дёрнул сестру за руку и сказал:
– Да уезжай ты!
– Маша, одевайтесь!
– Мне не во что, - робко заявила Маша.
– Ах... Ну всё равно! Идёмте... Вы придёте, Грачёв, да? До свидания, Илья Яковлевич!
Товарищи почтительно и молча пожали ей руку, и она пошла, ведя за руку Машу. Но у двери снова обернулась и, высоко вскинув голову, сказала Илье:
– Я забыла... Я не поздоровалась с вами... Это - свинство, я извиняюсь! слышите?
Лицо её вспыхнуло румянцем, глаза конфузливо опустились. Илья смотрел на неё, и в сердце у него играла музыка.
– Извиняюсь... Мне показалось, у вас тут... кутёж...
Она остановилась, как бы проглотив какое-то слово.
– А когда вы... упрекнули меня, я думала - это говорит хозяин... и ошиблась! Очень рада! Это было чувство человеческого достоинства.
Она вдруг вся засветилась хорошей, ясной улыбкой и сердечно, с наслаждением, как бы смакуя слова, выговорила:
– Я - очень рада, всё вышло так... ужасно хорошо! Ужасно хорошо!
И исчезла, улыбаясь, точно маленькая серая тучка, освещённая лучами утренней зари. Товарищи смотрели вслед ей. Рожи у обоих были торжественные, хотя немножко смешные. Потом Лунёв оглянул комнату и сказал, толкнув Пашку:
– Чисто?
Тот тихонько засмеялся.
– Н-ну... фигура!
– легко вздыхая, продолжал Лунёв.
– Как она... а?
– Как ветром всё смела!..
– Вот - видал?
– с торжеством говорил Илья, взбивая жестом руки свои курчавые волосы.
– Извинялась как, а? Вот что значит настоящий образованный человек, который всякого может уважать... но никому сам первый не поклонится! Понимаешь?
– Личность хорошая, - улыбаясь, подтвердил Грачёв.
– Звездой сверкнула!
– Н-да. И сразу всё разобрала - кому куда и как...
Лунёв возбуждённо смеялся. Он был рад, что гордая девушка оказалась такой простой, бойкой, и был доволен собою за то, что сумел достойно держаться перед нею.
Гаврик вертелся около них и скучал.
– Гаврилка!
– поймав его за плечо, сказал Илья.
– Сестра у тебя молодчина!
– Она добрая!
– сказал мальчик снисходительно.
– Торговать сегодня будем? А то - пусть будет вроде праздника... я бы в поле пошёл тогда!
– Нет сегодня торговли! Павел, идём, брат, и мы с тобой гулять!
– Я пойду в полицию, - сказал Грачёв, снова хмурясь, - может, свидание дадут...
– А я - гулять!
Бодрый и радостный, он не спеша шёл по улице, думая о девушке и сравнивая её с людьми, которые ему встречались до сей поры. В памяти его звучали слова её извинения пред ним, он представлял себе её лицо, выражавшее каждой чертою своей непреклонное стремление к чему-то...
"А как она сначала-то обрывала меня?" - с улыбкой вспомнил он и крепко задумался, почему она, не зная его, ни слова не сказав с ним по душе, начала относиться к нему так гордо, сердито?
Вокруг него кипела жизнь. Шли гимназисты и смеялись, ехали телеги с товарами, катились пролётки, ковылял нищий, громко стукая деревянной ногой по камням тротуара. Двое арестантов в сопровождении конвойного несли на рычаге ушат с чем-то, лениво шла, высунув язык, маленькая собака... Грохот, треск, крики, топот ног - всё сливалось в живой, возбуждающий гул. В воздухе носилась тёплая пыль и щекотала ноздри. В небе, чистом и глубоком, горело солнце, обливая всё на земле жарким блеском. Лунёв смотрел на всё с удовольствием, какого не испытывал давно уже, всё было какое-то особенное, интересное. Вот быстро идёт куда-то красивая девушка с бойким, румяным лицом и смотрит на Илью так ясно и хорошо, точно хочет сказать ему:
"Какой ты славный!.."
Лунёв улыбнулся ей.
Мальчик из магазина бежит с медным чайником в руках, льёт холодную воду, обрызгивая ею ноги встречных, крышка чайника весело гремит. Жарко, душно, шумно на улице, и густая зелень старых лип городского кладбища манит к себе, в тишину и прохладную тень. Окружённая белой каменной оградой пышная растительность старого кладбища могучей волной поднимается к небу, вершина волны увенчана, как пеной, зелёным кружевом листьев. Там, высоко, каждый лист чётко рисуется в синеве небес, и, тихо вздрагивая, он как будто тает...