Трое
Шрифт:
– По Верке, - добавил Грачёв.
– Сижу и думаю: "А ну, как это я её в тюрьму вогнал?"
– И даже очень это может быть, - безжалостно подтвердил Илья.
Грачёв с укором посмотрел на товарища.
– Злой ты...
– А с чего это мне быть доброму?
– закричал Илья.
– Кто меня по головке гладил?.. Был, может быть, один человек, который меня любил... Да и то распутная баба!
От прилива жгучего раздражения лицо у него, покраснело, глаза налились кровью; он вскочил со стула в порыве злобы, охваченный
Но Маша, испуганная им, громко и жалобно заплакала, как дитя.
– Я уйду... пустите меня, - говорила она сквозь слёзы дрожащим голосом и болтала головой, точно желая спрятать её куда-то.
Лунёв замолчал. Он видел, что и Павел смотрел на него неприязненно.
– Ну, чего плакать?
– сердито сказал он.
– Ведь не на тебя я закричал... И некуда тебе идти... Я вот - уйду... Мне нужно... А Павел посидит с тобой... Гаврило! Если придёт Татьяна Власьевна... это кто ещё?
В дверь со двора постучали. Гаврик вопросительно взглянул на хозяина.
– Отпирай!
– сказал Илья.
На пороге двери явилась сестра Гаврика. Несколько секунд она стояла неподвижно, прямая, высоко закинув голову и оглядывая всех прищуренными глазами. Потом на её некрасивом, сухом лице явилась гримаса отвращения, и, не ответив на поклон Ильи, она сказала брату:
– Гаврик, выйди на минутку ко мне...
Илья вспыхнул. От обиды кровь с такой силой бросилась ему в лицо, что глазам стало горячо.
– А вы, барышня, кланяйтесь, когда вам кланяются, - сдержанно и внушительно сказал он.
Она ещё выше подняла голову, брови у неё сдвинулись. Плотно сжав губы, она смерила Илью глазами и не сказала ни слова. Гаврик тоже сердито взглянул на хозяина.
– Вы не к пьяным пришли, не к жуликам, - продолжал Лунёв, вздрагивая от напряжения, - вас встречают уважительно... и, как барышня образованная, вы должны ответить тем же...
– Не фордыбачь, Сонька, - вдруг сказал Гаврик примиряющим голосом и, подойдя к ней, встал рядом, взяв её за руку.
Наступило неловкое молчание. Илья и девушка смотрели друг на друга с вызовом и чего-то ждали. Маша тихонько отошла в угол. Павел тупо мигал глазами.
– Ну, говори, Сонька, - нетерпеливо сказал Гаврик.
– Ты думаешь, они тебя обидеть хотят?
– спросил он. И, неожиданно улыбнувшись, добавил: - Они - чудаки!
Сестра дёрнула его за руку и спросила Лунёва сухо и резко:
– Что вам от меня угодно?
– Ничего, только...
Но тут в голове его родилась хорошая, светлая мысль. Он шагнул к девушке и, как мог вежливо, заговорил:
– Позвольте вам предложить... видите ли, нас здесь - трое... люди тёмные, невежи... вы - человек образованный.
Он торопился изложить свою мысль и не мог. Его смущал прямой, строгий взгляд её глаз;, они как будто отталкивали его от себя. Илья опустил глаза и смущённо, с досадой пробормотал:
– Я не умею
И отступил перед нею.
– Постой тут, Гаврик, - сказала девушка и, оставив брата у двери, прошла в комнату. Лунёв толкнул к ней табурет. Она села. Павел ушёл в магазин, Маша пугливо жалась в углу около печи, а Лунёв неподвижно стоял в двух шагах пред девушкой и всё не мог начать разговора.
– Ну-с?
– сказала она.
– Вот... в чём дело, - тяжело вздохнув, заговорил Илья.
– Видите девушка, - не девушка, а замужняя... за стариком... Он её - тиранит... вся избитая, исщипанная убежала она... пришла ко мне... Вы, может, что худое думаете? Ничего нет...
Путаясь в словах, он сбивчиво говорил и двоился между желанием рассказать историю Маши и выложить пред девушкой свои мысли по поводу этой истории. Ему особенно хотелось передать слушательнице именно свои мысли. Она смотрела на него, и взгляд её становился мягче.
– Я понимаю, - остановила она его речь.
– Вы не знаете, как поступить? Прежде всего надо к доктору... пусть он осмотрит... У меня есть знакомый доктор, - хотите, я её свезу? Гаврик, взгляни, сколько время? Одиннадцатый? Хорошо, это часы приема... Гаврик, позови извозчика... А вы - познакомьте меня с нею...
Но Илья не тронулся с места. Он не ожидал, что эта серьёзная, строгая девушка умеет говорить таким мягким голосом. Его изумило и лицо её: всегда гордое, теперь оно стало только озабоченным, и, хотя ноздри на нём раздулись ещё шире, в нём было что-то очень хорошее, простое, раньше не виданное Ильей. Он рассматривал девушку и молча, смущённо улыбался.
А она уже отвернулась от него, подошла к Маше и тихо говорила с нею:
– Вы не плачьте, голубчик, не бойтесь... Доктор - славный человек, он вас осмотрит и выдаст бумагу такую... только и всего! Я вас привезу сюда... Ну, милая, не плачьте же...
Она положила свои руки на плечи Маши и хотела привлечь её к себе.
– Ой... больно, - тихонько застонала Маша.
– Что тут у вас?
Лунёв слушал и всё улыбался.
– Это... чёрт знает что такое!
– возмущённо вскрикнула девушка, отходя от Маши. Лицо у неё побледнело, в глазах сверкал ужас, негодование.
– Как она избита... о!
– Вот как живём!
– воскликнул Лунёв, снова вспыхивая.- Видели? А то ещё могу другого показать,- вон стоит! Позвольте познакомить: товарищ мой Павел Савельич Грачёв...
Павел протянул руку девушке, не глядя на неё.
– Медведева, Софья Никоновна, - сказала она, разглядывая унылое лицо Павла.
– А вас зовут - Илья Яковлевич?
– обратилась она к Лунёву.
– Точно так, - оживлённо подтвердил Илья, крепко стиснув её руку, и, не выпуская руки, продолжал: - Вот что... уж коли вы такая... то есть если вы взялись за одно, - не побрезгуйте и другим! Тут тоже петля.