Трон императора: История Четвертого крестового похода
Шрифт:
— Как только окажемся на «Иннокентии», получишь от меня взбучку, — предупредил Отто.
— А я-то думал, ты меня поколотишь по дороге туда, в баркасе.
— От той взбучки, что я тебе закачу, проклятый баркас может перевернуться, — заверил меня Отто и оглянулся на спящую принцессу.
Лилиана дернула плечом.
— Она никуда не денется.
Отто задумчиво поморщился.
— Наверное, мне следовало бы и ее доставить на «Иннокентий».
Лилиана покачала головой.
— Здесь ее пока никто не приметил. Если ты выставишь
— Ну и что? Сбудем с рук, — ответил Отто, но как-то не очень уверенно.
— Не сомневайся, подержать ее при себе будет выгодно, — продолжала уговоры Лилиана, прекрасно поняв по его лицу все, что он думал. — Если она останется здесь, я пригляжу за ней.
Не совсем понимая, кого Лилиана поддерживает — меня или Отто, я с благодарностью держал язык за зубами.
8
Перед койкой Грегора я предстал лишь с синяком под глазом и распухшей губой, без серьезных увечий. Отто был сторонником честного боя и не видел большой радости колошматить противника, если тот не защищается.
Грегор зажег фонарь, взглянул на незваных гостей и сонно произнес на родном германском несколько отборных ругательств. Пару раз, как мне показалось, прозвучало имя Иоанна Крестителя — наверное, ему точно так же захотелось поступить с моей головой. Через минуту он покинул неопрятную узкую лежанку, набросил на плечи накидку, вытащил меня на палубу и там, в темноте, поволок на корму, где располагалась каюта епископа Хальберштадтского. Его преосвященство был поднят с постели и кратко введен в курс дела при горящей свече. Никого из нас не удивило и не особенно обрадовало, когда он объявил, что отныне попечению Грегора вверяются две души для препровождения в Иерусалим.
— Мы с ее высочеством едем только до Александрии в Египте, — поправил я епископа, сидя на полу, прислонившись спиной к переборке и делая вид, что занят чисткой ногтей. — Но мы вам очень благодарны за предоставление мест на корабле.
Грегор вцепился в мой воротник и рывком поднял с пола.
— Я верю, — торжественно заговорил епископ, двигая челюстями, которые при пламени свечи казались еще тяжелее, — что к тому времени, когда мы достигнем Египта, вы так изменитесь под влиянием этого доброго рыцаря, что вашим самым горячим желанием будет отправиться в Иерусалим.
— Если это предсказание обеспечит нам бесплатный проезд до Александрии, то я считаю его грандиозным. А кормить нас будут? Хотелось бы также пару сапог, поскольку не удалось стянуть обувку со слуги. — Я бросил взгляд на свою скудную одежонку. — Наверное, неплохо было бы разжиться и новым поясом…
— Мы должны забрать принцессу, — сказал епископ Грегору, не обращая на меня внимания. — Ей следует находиться под моим непосредственным присмотром.
— Непосредственный присмотр, — вторил я. — Так вот как теперь называется нижнее одеяние духовного лица.
— Знатная женщина такого ранга не должна пребывать на корабле, полном шлюх…
Я открыл было рот, но Грегор стиснул мне локоть, призывая к молчанию, и пришлось подчиниться.
— Ваше преосвященство, — сказал Грегор, — примите во внимание ее положение. Все-таки она египетская принцесса.
— Вот именно! Мы не только наставим ее на путь истинный, но и возьмем за нее выкуп, когда доберемся до места, а это означает, что нам следует позаботиться о ее здоровье.
— Она для нас гораздо более ценное приобретение, — спокойно сказал Грегор. — Я, кажется, забыл упомянуть, что принцесса предложила нам помощь в переговорах с повелителями Александрии о сдаче города.
— Она… — начал я возражать, ушам своим не веря, но Грегор вновь сжал мне локоть.
Тут вдруг до меня дошло, что Грегор — покорная христианская овечка — лжет своему пастырю.
У епископа был такой вид, будто он только сейчас узнал, что его собственное дерьмо ценится на вес золота. Лучшей новости он не слышал за последние десять лет.
— В таком случае она чрезвычайно ценная персона и должна определенно находиться под моим присмотром, пока мы не передадим ее на руки самому Фацио.
— Кто такой Фацио? — всполошился я. — Не пойдет она ни к какому Фацио.
— Так называют маркиза Бонифация его друзья и знать, — пояснил Грегор.
— Мне казалось, они называют его Англичанином.
— Когда человека любят, то награждают его многими эпитетами, — миролюбиво сказал Грегор.
— Надо же! — Мне пришлось изобразить радость на лице. — А я-то всю жизнь думал, что меня распекают на все корки. Оказывается…
Грегор вновь обратился к епископу:
— Ваше преосвященство, я разделяю ваше желание передать ее маркизу, но она сарацинская принцесса и поэтому никак не может оставаться среди нас на «Иннокентии».
Епископ не ожидал такого поворота и нахмурился.
— Отчего же? Принцесса…
— Сарацинская принцесса, — примирительным тоном уточнил Грегор. — Вы разве не слышали о тамошних традициях? Она привыкла жить только среди женщин. На данный момент единственное, что мы можем ей предложить, — оставаться на борту «Венеры». И разумеется, мы не вправе просить ее разделить тесную каюту и постель с высокопоставленным духовным лицом. Такое предложение чрезвычайно бы ее расстроило и оскорбило бы ее добродетель так глубоко, что, вполне вероятно, она бы отказалась помочь нам в нашем деле.
Слабый свет от свечи и качка не помешали мне разглядеть, что Конрад пытался придумать возражение и при этом не выглядеть ханжой. Но такого возражения не нашлось, и в конце концов он признал доводы Грегора разумными, после чего объявил, что завтра самолично побеседует с ее высочеством. Потом он отослал нас прочь и вернулся в постель.
Никто даже слова не проронил, пока мы не добрались до трапа, ведущего в каюту Грегора. Светила полная луна, ночь выдалась ясная, поэтому нам хорошо были видны лица друг друга.