Тропа. Дорога. Магистраль
Шрифт:
– Передумал. Работа потерпит, а дочка - нет.
Тоша вымыл руки и пошел в свою комнату, чтобы немного поговорить с Аленой и сменить костюм на домашние спортивные штаны и футболку.
– Я разогрел. Все на столе, - Гера решил, что другу хочется одиночества, и поспешил к себе.
– Гер...
– М?
– Все в порядке?
– Да. В полном. Приятного аппетита.
Дверь закрылась, скрывая одного человека от другого. И никто из них двоих не был рад этой преграде.
***
Уже больше месяца Антон с Аленой жили у Германа. Между молодыми людьми словно черная кошка пробежала. Нет, они по-прежнему общались, но все разговоры сводились к лечению и уходу за девочкой или бытовым вопросам. Гера все так же время от времени уезжал к Роме, не оставляя Тоше возможности что-либо сказать по этому поводу. Не имел права говорить, а потому молчал, но с каждым днем убежденность в том, что все это неправильно, крепла.
Алене становилось все лучше. Городецкий понимал, что скоро необходимость в постоянном наблюдении у врача отпадет и тогда, скорее всего, Королевы покинут его дом. Их ничего здесь не держит. Как врач, Гера был доволен лечением, а как мужчина, он с каждым днем становился все закрытее - переживать свои грусть и боль было легче за невидимой завесой.
Антон не знал, как ему растормошить друга. Казалось, что свет, который он обычно излучал, тускнеет. Постепенно. Медленно. Тоше очень хотелось, чтобы этот процесс прекратился. Ему хотелось, чтобы друг стал прежним, чтобы вернулись их посиделки на кухне и просмотры киноновинок. Он хотел, но понимал, что у Геры своя жизнь и он не обязан все свое время проводить с ними. Точнее, с ним.
Благодаря тому, что Антон получил работу, в банке согласились увеличить период выплат. Эта была хорошая новость, и Королев решил поделиться своей радостью с Герой, купив после работы торт и бутылку шампанского, помня о том, что доктору завтра на работу.
Гера был удивлен, не хотел излишне общаться с Королевыми, но был вынужден согласиться посидеть в кухне, разрешив Алене стать третьей за обеденным столом. Девочка с интересом наблюдала, как папа открывает бутылку, а дядя Гера режет торт.
Антон не знал, как получилось, то ли руки плохо вытер, то ли шампанское не успело охладиться, но он не смог удержать выстрелившую пробку и она полетела прямиком в Геру. Тот даже не понял, что его ударило по лбу, хорошо, что нож уже отложил, а то бы еще и порезался.
– Черт!
– Не выражайся при дочке, - потирая лоб, пробормотал Герман. Пришлось лезть в морозилку за куском охлажденного мяса, чтобы приложить к наливающейся шишке.
– Прости меня, прости! Не знаю, как так вышло...
– Все у тебя через...
– фыркнул Гера, но продолжать не стал. Понял, что двояко звучит, да и девочка рядом сидит, навострив маленькие ушки.
– А я знаю, что надо сделать, чтобы не болело, - сказала Аленка, успевшая запустить маленькие пальчики в крем.
Мужчины переглянулись. Антон осторожно спросил:
– Что же, родная?
– Надо поцеловать то место, которое болит. Мне бабушка всегда так делала. А еще можно сказать: " У кошки болит, у собачки болит, а у тебя заживет".
Гере только не хватало, чтобы его в лоб целовали. Как покойника. Нет. Лучше холодное мясо.
– Спасибо за совет. Мы обязательно так и сделаем в следующий раз. Возьми салфетку, вся уже перемазалась в торте.
Девочка не обращая внимания на последнее замечание, поглощала торт, облизывая пальцы и пачкая все вокруг себя.
– Почему в следующий? Я сейчас занята, но папа может тебя поцеловать. У него рот чистый...
Чистый? Если бы это. Сладкий. Желанный. Глаза Германа вспыхнули таким желанием, что стало больно не только голове.
Антон с ужасом посмотрел на дочку. И почему ей это в голову взбрело?
– Это не обязательно, - попытался откреститься от задания, но по взгляду девочки понял, что это будет сложно.
– Да, у меня и так пройдет, - закивал головой Гера. Но девочка уперлась, нахмурила бровки и, перестав поедать торт, сказала, что это обязательно надо сделать. Иначе будет болеть. Спорить с ребенком мужчины не стали. Оба вздохнули и стали выполнять поручение маленькой террористки.
Гера вернул мясо в морозилку, все равно чувствовал, что шишка уже появилась, хоть и не была слишком большой. Затем подошел к Антону, наклонился в ожидании поцелуя.
– Быстрее целуй, а то она не отстанет, - сквозь зубы и шепотом, чтобы девочка не услышала.
– Блин, прости, я не хотел...- так же тихо, но с полными глазами отчаяния.
– Целуй уже. Потерплю как-нибудь.
Антон вытянул шею и прикоснулся губами к прохладной коже, невольно почувствовал запах шампуня и проговорил слова заговора. Гера покраснел, теперь синяк и не особо выделялся на лице, поспешно отстранился и отвернулся.
– Ну вот, - довольно протянула Аленка, - теперь лоб не будет болеть. Давайте уже чай пить, а то торт слишком сладкий.
Мужчины дружно засмеялись, чем разрядили обстановку в кухне. Девочка довольно улыбалась. С этого момента обстановка в доме стала прежней: доброжелательной и легкой.
***
В любой профессии есть свои плюсы и минусы. Герман знал, на что идет, когда поступал в медицинский. Он был уверен, что сможет справляться с ситуациями, когда пациенты будут уходить. Начав работать, эта уверенность пошатнулась. Когда он впервые потерял пациента, его накрыла недельная депрессия. Взяв отпуск, он несколько дней провалялся дома, не в силах встать. Апатия и бессонница. Вопрос, который навсегда останется без ответа: почему уходят дети? Ведь они даже не успели пожить...
Антон сразу понял, что что-то случилось, когда Гера приехал с работы: покрасневшие глаза, бледный, кое-как наброшенная куртка, незамотанный шарф и дрожащие руки.
– Что случилось? Я могу помочь?
Доктор перестал раздеваться. Опустил руки и, прислонившись к плечу друга, вдруг заплакал. Горько. Надрывно. Антон не ожидал такого. Опешил. Замер. А потом инстинктивно приобнял и повел на кухню. Усадил на стул и налил рюмку водки, купленную давно и забытую на дверце холодильника. Налил вторую для себя. Вид плачущего Германа выбивал из себя, забирал силы.