Троя. Падение царей
Шрифт:
Он махнул рукой, и из темноты появились люди, ведущие запряженных в тележки осликов. Некоторые из вновь прибывших людей взобрались по канатам на палубу «Ксантоса». Раздались тихие приветствия, когда встретились старые друзья, потом открылись двери грузового отсека, и началась разгрузка ценного металла.
Гектор отвел Геликаона и Андромаху через плоское топкое место туда, где неподалеку под небольшим холмом скрывался лагерный костер. Они сели. Гектор развязал свой плащ, и Андромаха увидела, что ее муж облачен в доспехи.
– Мы получили из Трои мрачные вести, – сказал Геликаон. – Что Антифон и Парис мертвы. И бедняжка Елена.
– А ее дети? – спросила Андромаха.
Гектор покачал головой, и его молчание сказало все. В свете костра Андромаха заметила, что с тех пор, как они виделись в последний раз, Гектор постарел на десять лет. Глаза его запали и были обведены темными кругами, печаль и горе как будто навсегда наложили отпечаток на его черты.
Он потер руки над огнем, казалось, глубоко уйдя в свои мысли. Потом вздрогнул, словно горькие воспоминания вернулись, чтобы терзать его.
Покачав головой, Гектор сказал:
– Никогда, даже в худших ночных кошмарах, я не верил, что Агамемнон может выставить столько воинов, – он мгновение помолчал; по лицу его было видно, что его преследуют воспоминания. – Вы уже слышали, что мы проиграли битву за Скамандер? Предательство Толстого Царя и его ликийцев подарило западным царям победу. После этого враг быстро захватил защитный ров, за один день. Они перебрались через него целыми толпами. Они уже чуяли запах победы, а нас сковывало то, что мы пытались спасти наших раненых. Теперь мы уже десять дней защищаем нижний город, заставляя войска Агамемнона сражаться за каждую стену, за самую маленькую каменную плиту, за каждый залитый кровью домишко. Резня шла с обеих сторон. Но за то время, что они пытались захватить нижний город, они не сумели окружить великие стены, и мы можем выводить из верхнего города женщин и детей, можем внести туда ваш груз. В этом и заключается наша надежда. Теперь вы здесь, и, если Афина нас защитит, мы тайно пронесем в Трою олово нынче ночью. Кузни смогут начать работать еще до рассвета. А потом, – сказал Гектор, посмотрев на Андромаху и Геликаона, – завтра ночью, под покровом темноты, мы отведем назад наши войска, вернемся за стены, оставив врагу нижний город, и запечатаем ворота.
Наступила ошеломленная тишина. Потом Андромаха сказала:
– Но ты всегда считал, что если Трою осадят, она будет обречена.
Гектор кивнул и уставился на свои руки, потом снова начал потирать их, как будто не мог согреться.
– Но тогда я был моложе, – печально проговорил он, – и не видел тех ужасов, какие видел теперь. Я всегда страшился предательства. Наша история и ваша, Геликаон, говорит, что всегда находится предатель. Но теперь мы запечатаем великие ворота. Восточные и западные ворота будут заложены кирпичами. Только Скейские будут по-прежнему целы, а еще Дарданские. А их можно отворить только по моему личному приказу или по приказу Полита.
– Полита? – нахмурившись, спросил Геликаон.
Гектор вздохнул.
– Когда погиб Диос, и Антифон тоже, отец… Отцу нельзя больше доверять решений, касающихся войны. Вы очень многое пропустили, пока вас тут не было. С сегодняшнего дня обороной Трои командует Полит. Я не вернусь в город этой ночью. А завтра на рассвете Троянская конница поскачет прочь от Золотого города и не вернется до тех пор, пока Агамемнон не разрушит Трою или не прекратит сражаться.
Геликаон кивнул в знак понимания, но Андромаха спросила:
– Троянская конница бросает Трою? Почему?
Гектор ласково объяснил:
– Мы не можем оказаться запертыми в городе, Андромаха. Конница там бесполезна, и мы не сможем прокормить лошадей, если осада продлится все лето. Воды там тоже слишком мало. Троянская конница должна быть на свободе, чтобы нападать на врага, когда тот меньше всего ожидает, искать слабые звенья армии Агамемнона и перерезать их.
Геликаон сказал:
– Я понимаю: воины Троянской конницы должны покинуть город. Но должен ли ты отправляться вместе с ними? Если ты останешься в Трое, ты вдохновишь людей. Полит – хороший человек, но он не может вдохновить так, как ты. Ты сердце и душа Трои. Ты нужен там. Назначь командиром конницы Каллиадеса. У него прекрасный стратегический ум.
– Я долго и упорно над этим размышлял, – признался Гектор. – Но нет ничего, что я мог бы сделать во время осады. Мне нужно заниматься тем единственным, что я умею делать хорошо… – он помедлил и вздохнул. – Я умею сражаться и убивать. А за высокими стенами я не смогу этого делать.
Геликаон открыл рот, чтобы снова заговорить, но Гектор поднял руку.
– Я принял решение, Геликаон. Стены Трои неприступны. Политу придется решать, как распределять еду, как заботиться о раненых, как обеспечить безопасность ворот. В этом он разбирается лучше меня.
Гектор посмотрел на своих собеседников, переведя взгляд с одного на другую.
– Но вы должны покинуть эту землю как можно скорее, оба, как только корабль будет разгружен. Геликаон, «Ксантос» подобен Троянской коннице. Он немногое сможет сделать, если застрянет в бухте. Но для нашего дела он бесценен в открытом море, продолжая нападая на флот Агамемнона, топя его корабли. Имя «Ксантоса» сеет ужас среди всех мореходов. Ты должен заставить Агамемнона бояться того, что творится за его спиной, и вынудить царей ссориться друг с другом, когда они будут терять свои корабли и когда их припасы истощатся. Чем дольше это будет твориться, тем больше каждый царь будет беспокоиться о том, что делается у него дома, какой вождь поднимается там, чтобы занять его место и убить его семью.
Геликаон глубоко вздохнул, но кивнул в знак согласия.
– Менадос не ожидает, что я так скоро опять выйду в море.
Он посмотрел на небо, где на востоке появился проблеск зари.
– Мы сможем отправиться еще до рассвета.
– Троянский флот получил приказ идти с тобой, – сказал Гектор. – Он теперь под твоим командованием. Потопи столько кораблей Менадоса, сколько сможешь. Но они боятся твоих метателей огня и, вероятно, сбегут.
– У нас осталось мало горючей жидкости.
– Мы привезли вам две полных повозки, – Гектор слегка улыбнулся. – С большими предосторожностями.
Он встал и сказал:
– Может быть, Посейдон будет милостив к вам обоим.
– Он всегда был милостив, – ответил Геликаон.
Андромаха смотрела на них, и в груди ее разгорался гнев.
– Вы говорите так, как будто все уже решено. Но я сама решаю, какой будет моя судьба! Я не уйду отсюда, – сказала она Геликаону. – Я вернусь в город, как и собиралась, вернусь к своему сыну.