Трудные дети
Шрифт:
— Села. Открыла тетрадь. Взяла ручку.
Ослушаться невозможно. А Марат стоит у тетки за спиной и ехидно скалится. Эта новая училка настолько отличалась от рафинированной старушенции, что я беспрекословно подчинилась, с интересом тетку разглядывая.
С ней было тяжело и легко одновременно. Звали ее Марья Петровна, характер у нее был ужасным. Если ты тупил - она орала. Не понимал - она орала. Не сделал как надо - она снова орала, стуча по столу кулаками и размахивая руками перед лицом. Крутая тетка, если честно, и мне она очень понравилась. И знала много. А главное, требовала от
Алфавит мы выучили за считанные сутки, писать она меня научила за считанные дни и недели. Марья Петровна ненавидела что-то разжевывать и повторять несколько раз, поэтому приходилось быть сосредоточенной и запоминать с первого раза. Иначе на хате начинался такой крик, что даже я, привыкшая ко всему, с опаской шарахалась и предпочитала держаться подальше. Держаться подальше не получалось, так как оркестр Марья Петровна включала исключительно для меня. Зато она не обращалась со мной, как с умственно-отсталой. И нос не зажимала.
— Ты где ее откопал?
– полюбопытствовала я у Марата. Уж очень мне в глаза бросался контраст этой женщины и старухи.
— У себя в универе. А что? Тебя что-то не устраивает?
– невинно поинтересовался Марат, не скрывая насмешки.
Даже если меня что-то не устраивало, он все равно бы занятия не отменил.
— Нормально. Орет громко.
— Ты тоже не одуванчик, - развел руками чечен.
Очень скоро мы начали читать. Марья Петровна с самого начала заставляла меня читать взрослые книги, хотя Оксана притащила много сказок, книг с картинками и прочей лабуды. Их я тоже читала, но моя училка говорила, что это все несерьезно и так я никогда ничему не научусь. Как потом я узнала от Марата, Петровна преподавала даже в Сорбонне.
Она стала третьим человеком, с которым я могла общаться в то время. Марья Петровна не была такой нежной, воздушной и милой, как Оксана, и не была такой ублюдочной, как Марат. Она занимала нишу между теми двумя, сочетая в себе житейскую мудрость и приспособленность, а также недюжинный ум и хорошее воспитание. И когда в моей жизни появился третий человек, я увидела вторую маску моего тюремщика.
Марат общался с женщиной с почтением, но не подобострастием. Он никогда около нее не плясал, не юлил и не заискивал, но выказывал ей уважение. Он мог и умел с ней общаться, задавал правильные вопросы, которые Марья Петровна хотела услышать. А хотела она услышать такие вопросы, которые показывали, что собеседник внимательно ее слушает и слышит то, что она хочет донести. Когда Марат что-то спрашивал, Марья Петровна одобрительно щелкала языком и кивала головой. В принципе, ничего нового - чечен вел себя так, как от него ожидали. Суть в том, что он умел эти ожидания полностью оправдывать. С точностью до деталей.
Со мной же она держалась строго, но не заставляла перед ней заискивать. И не заставляла меня переделываться и изображать что-то. Я могла говорить с ней свободно, так, как думаю, и теми словами, какими хочу говорить. Я могла не подбирать выражения. До матюков, конечно, скатываться было нельзя, но весь “мой жаргон”, как говорил Марат, она выносила довольно спокойно и меня понимала. Но нрав у нее был крут, конечно.
Как-то раз она сделала мне замечание из-за того, что в тетради не расчерчены поля.
— Поля нужны, чтобы ты оставляла на них пометки, - бескомпромиссно заявила она, тыча пальцем в белый лист.
– Мы с тобой говорим не только на тему урока. Это нормально, когда идет отвлечение от темы.
Я покивала и пропустила ее слова мимо ушей. На следующее занятие, конечно, никакие поля не появились.
Марья Петровна начала банально орать. Вскочила из-за стола и заметалась по комнате, понося меня последними словами и брызжа слюной. На шум пришел Марат.
— Что случилось?
– он обеспокоенно наблюдал за теткой, подлетевшей к письменному столу и открывающей все ящики.
– Саша что-то сделала?
— НЕ сделала!
– рявкнула Марья Петровна, и пышная грудь под шифоновой блузкой заходила ходуном.
– Где линейка?
— Какая?
— Любая!
Марат сузил глаза, на меня посмотрел, но мне было не до него. Больше всего в данный момент меня волновала Петровна, изрыгающая проклятья в мой адрес. Наконец, Марат притащил узкую металлическую линейку, и училка резко выдернула ту из его рук. Перехватив красную ручку как оружие, она угрожающе помахала ею у меня перед лицом, а потом, приложив линейку к листу, решительно провела непрерывную линию. Еще раз и еще. Да так, что разорвала тонкий лист. И еще три.
— Вот так чтобы было, - тяжело дыша, она потрясла тетрадкой в воздухе.
– Ясно тебе?
— Да ясно, ясно. Я все поняла, - торопливо закивала головой и отклонилась в сторону, чтобы до меня нельзя было дотянуться линейкой.
– Вы че орете? Я с первого раза слышу.
Марат в воспитательный процесс не вмешивался и ту ситуацию никак не прокомментировал.
Что сказать? С тех пор в моих тетрадках всегда были расчерчены поля.
В то время мне открылось много нового и интересного. Это меня затянуло не по-детски, так что я, бывало, могла читать сутками. Читала неумело - водя указательным пальцем по строчкам, иногда запинаясь, теряя строчку и слово. Все слоги беззвучно проговаривала губами. В общем, смехота, конечно.
Марату даже приходилось порой силком гнать меня спать.
— Все сидишь?
– Марат выглянул в зал и, заметив меня, нахмурившую лоб от напряжения, сел ко мне на разобранный диван. Я угукнула, не отрываясь от чтения. Чечен слегка повернул книгу, так чтобы прочитать название на обложке.
– Зрение посадишь.
— Не отвлекай.
— Я серьезно. Завтра дочитаешь.
— Подожди, чуток осталось.
— Тебе так понравилось?
– парень с любопытством меня разглядывал.
— Ниче так.
— Ниче так, - передразнил он издевательски, корча страшные рожи.
– Когда научишься нормально отвечать?
— Я нормально.
— Ну конечно.
— Слышь, иди спи, а?
– попросила я, переворачивая страницу.
– Не мешай.
— Ты сама ее взяла?
Я смерила его тяжелым взглядом поверх книги. Мой вызов, как всегда, остался незамеченным. С Маратом так всегда.
— Да. А че?
— Ничего. Просто я подумал, что рановато Марья Петровна дала тебе Чехова читать.
— Почему рановато?